Дмитрий Панов: Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Станица раскинулась на берегу теплого, фантастически богатого рыбой Азовского моря. В те времена семейные предания хранились бережно и передавались из поколения в поколение. По вечерам при свече люди, собравшись в семейном кругу, подолгу разговаривали. Традиция эта, ныне совсем утерянная, сохраняла историческую память, основы морали и народной педагогики. Она позволяла человеку чувствовать себя весомой частицей народа — о потере этого чувства все мы сейчас так много вздыхаем. Телевизионная коробка, говорят, вредно влияет на здоровье человека. Для меня, несомненно, что, расширяя общий кругозор, она подрубает неповторимые черты личности, ее нравственность. Дети нынче редко знают что-либо даже о своих дедах. Что ж, будем считать это неизбежной платой за прогресс. Одной из многих…

Семейное предание гласит, что первый из известных мне предков по русской линии, вытолкнутый безземельем из глубин необъятной России, звался Хомич. Как рассказывают, фамилия Панов прилипла к нему после объяснений, что, мол, ушел от пана. Говорят, Хомич был родом из Пензенской губернии, откуда несколько крестьянских семей, ночью, собрав нехитрые пожитки, детей и скотину, узкими тропами среди дремучих лесов, бежали от свирепого помещика-крепостника. Позже, уже в зрелом возрасте, я, прочитав «Дубровского» Пушкина, хорошо представляю, почему и как это могло произойти. Наверное, не было на Руси уезда, где бы не свирепствовал свой Троекуров, а то и несколько сразу. Думаю, что было это в первой половине 18-го столетия. Так начали мои предки вносить свою переселенческую лепту в, казалось бы, безграничное расширение границ Российской империи. В этих безграничных просторах мы всегда видели залог мощи, силы и безопасности страны. Однако сейчас все более ясно становится, что есть у этих огромных просторов и своя обратная сторона.

Безграничное терпение многомиллионного народа позволили существовать в России дикой власти. А это, в свою очередь, самым драматическим образом затормозило развитие территорий. Национальная лень и национальное самодовольство, пусть даже и прерываемые кровавыми периодами гонки за быстроногим Западом, стали отличительной нашей чертой. Увы, как ни горько, но это так. Внутренне нас все время тянуло, да и тянет к Востоку, в его прошлом варианте.

С другой стороны оно и не удивительно… Так вот род моих предков бежал из Пензенской, сначала в Воронежскую губернию. Искал доброго помещика. Тоже национальная черта, до сих пор, живущая в народе. Казалось бы, более двухсот лет прошло со времени бегства моих предков, а все ищем причины своей, прямо скажем, в основном убогой жизни не в себе самих — ленивых, негордых, неорганизованных, несамостоятельных и бесхозяйственных, а в Сталине, Хрущеве или Горбачеве. Последний, отмечу, мой землячок, — ведь исторически Ставрополье входило в Кубанскую область. Мы все ищем доброго царя, помещика или президента. Ищем на кого свалить, в случае, если окажемся у разбитого корыта, а результат этот, если посмотреть на прецеденты, весьма закономерен. Соответствует он нашим традициям, да и умонастроениям.

Не стало легче Хомичу с семьей и в Воронежской губернии. Здесь Хомич, в возрасте 100 лет и закончил свой путь к свободе, решаемый в лучших национальных традициях: не наводить порядок и организовывать достойную человека жизнь на земле, где родился и вырос, а по принципу — унеси меня ноги. Могила Хомича конечно же, как водится на Руси, безвестна. Впрочем, отмечу, по-доброму, посмеиваясь над своими предками, что и гнет был уж больно бесчеловечен и жесток. В России всегда удачно сочетались два весьма разных идеала: стремление к прекрасному, в том числе к Народности и Православию, в верхах и будто не замечаемый этими верхами дикий гнет внизу. Крайним по сей день в нашем государстве является крестьянство, которое протестует, в основном, бросая родную землю.

Итак, прошли десятилетия и уже перед сыном Хомича, моим прапрадедом Михаилом, стал животрепещущий вопрос: куда бежать дальше? Так и норовил крестьянин ускользнуть из-под огромной государственной пирамиды, давившей откровенно и безыскусно. Народ вытеснялся на окраины державы, манимый миражом свободы, символом которой были вольные земли. Хорошо представляю себе своего прапрадеда, стоявшего где-нибудь у кабачка между церковью и избенкой и задумчиво почесывающего затылок. Как все мои предки по русской линии был он, очевидно, среднего роста, сухощавый, сероглазый, бойкий и расторопный, но легко сбиваемый с толку. Наверняка носил одежду из домашнего полотна и лапти. Словом, смотрите иллюстрацию к стихотворениям Некрасова.

Читать дальше