Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло - дневники. 1965–1970

Хороший солдат месье Пьер. Его сменили за четырнадцать дней до катастрофы у Дьенбьенфу [337].

— Тут вам повезло.

— Расхлебывать эту кашу пришлось кому-то другому.

Крутя руль и предаваясь воспоминаниям о временах своей службы, он не забывал и об обязанностях чичероне. Перед каждым поворотом он подавал громкий сигнал. Все снова и снова из macchia выступал голый гранит, серый и на старых поверхностях покрытый пятнами лишайников, от темно-красного до розового в местах свежих разломов. Там, где дорога ведет через камень, иногда возникают гигантские стражники — высокие блоки и колонны. К этой горной цепи относятся также знаменитые Альгайольские [338]каменоломни, где добывается голубовато-серый мерцающий гранит. Там был высечен исполинский блок, на котором высится Вандомская колонна. Великий корсиканец, таким образом, стоит там на своей земле. Спрашивается, почему при этом богатстве горных пород красный гранит для его саркофага в Доме инвалидов был доставлен из Финляндии, а не с Корсики? На острове нашлось бы довольно порфира и гранита для любого памятника, любого сооружения. Тем более удивило меня, когда по левую руку возник силуэт замка, который, по словам месье Пьера, был воздвигнут Поццо ди Борго [339]из строительного мусора Тюильри, который он приказал перевозить на грузовых судах. По правую руку — опустевшая каменная коробка, в которой во время Второй Империи обитал один сосланный сюда потомок Наполеона, по-видимому, предшественник наших плейбоев. Недалеко от него на фоне одичалого края выделялась зелень обширных, превосходно ухоженных виноградников. Они свидетельствуют об усердии и опыте pieds noirs [340], изгнанных из Алжира колонов, обретших здесь постоянное место жительства.

После того как мы пересекли широкое, почти высохшее ложе фанго, горы отступили на задний план. Холмы и светлые утесы напоминают предгорье Кальяри.

Кальви, одна из твердынь Средиземного моря, возникла вдалеке точно так, как это изображается на старых гравюрах: на могучей каменной глыбе покоится цитадель; круглые башни защищают ведущие через каменную стену входы. Она возвышается куполом и фонарем собора. Улочки узкие, угловатые, жаркие; между булыжниками растет трава. Со стен подушками свисает бешеный огурец [341], плоды которого уже пожелтели.

Кальви считался неприступным, пока англичане при Нельсоне не захватили его в 1794 году. Его контур еще и сегодня создает впечатление обнаженной, выкристаллизовавшейся из горной породы мощи. Название совершенно очевидно восходит непосредственно к латинскому calvus, «лысый».

Место часто обстреливалось; здесь издревле сходились воюющие державы. Когда в середине прошлого столетия его посетил Грегоровиус, он обнаружил лишь «скопище черных и изрешеченных домов». То были еще следы осады англичанами, во время которой оказался пробитым даже купол собора.

Кажется, что город постоянно сохраняет некоторое количество выгоревших домов, поскольку и теперь улицы прерывались темными пробелами — на сей раз напоминанием не об английских корабельных орудиях, а о бомбардировках времен Второй мировой войны. Именно здесь де Голль снова ступил на французскую землю; об этом напоминает памятник. Он стоит на площади Христофора Колумба — Кальви принадлежит к десяти городам, считающих первооткрывателя своим сыном. Но даже если бы он и родился здесь, Генуя осталась бы его настоящей матерью, ибо Кальви, как чисто генуэзская колония, во всех распрях выступал на ее стороне. Это подразумевает semper fidelis [342]над воротами крепости. В качестве главного опорного пункта генуэзцев цитадель Кальви была противоположным полюсом цитадели в Корте, акрополя Корсики, в котором обосновался Паоли.

Позиция выбрана удачно; «Лысая гора» обеспечивает безопасность и предоставляет широкую панораму суши и моря. Оттуда можно было хорошо разглядеть на горизонте подплывающий мавританский, турецкий или английский флот. С высоты горы открывается вид до самой Каленцаны, тоже одного из местечек, где генуэзцы натолкнулись на ожесточенное сопротивление; корсиканские лесные ходоки измотали там несколько батальонов немецких вспомогательных войск.

В таком месте возникает вопрос: как вообще можно было сохранять господство? Для таких городов как Генуя, Пиза, Венеция наверняка только при помощи, с одной стороны, наемников, а с другой — местных приверженцев. Народ окруженной морем и гористой родины был бы непобедим без внутренних распрей. На них наталкиваешься опять и опять, какую бы главу корсиканской истории мы ни открыли. Эта вражда кланов отражается даже на всемирной истории. Показательным примером может служить то упорное преследование, которому подверг Наполеона Поццо ди Борго. Как кровный мститель на родном острове, так и здесь один корсиканец шел по следу другого по всей Европе.