Виктор Буганов - Булавин

— Великою клятвою, — Зерщиков говорил от имени всех пришедших казаков, — и со многими слезами клянемся мы всем Войском Донским в верности быть великому государю и служить ему безотступно и безо всякого сумления.

— А с теми, — спросил Долгорукий, — кто не явится к крестному целованию, как быть?

— Тех, кто по городкам не явится целовать крест и святое евангелие и великому государю окажется в противности, всех приговорим побить до смерти. Правильно, — Зерщиков оглядел своих подчиненных, — я говорю, господа казаки?

— Правильно, господин атаман!

— Верно!

— То наш общий приговор!

— На том и порешим. — Долгорукий одобрительно улыбнулся, После вашего крестного целования спросить я вас хочу: когда вы мне отдадите тех воров из Рыковских станиц, которые больше других в воровстве винны?

— Рыковской станицы, — смутился Зерщиков, — начало в их воровстве. Но, всемилостивейпшй князь, в убивстве вора Булавина, если бы не рыковцы, то одним черкаским жителям етого бы не сделать.

— Знаю, про то и азовский губернатор мне говорил. А вот воры, которых вы ко мне привели, сказали, да и по другим ведомостям известно, что как Булавин к Черкаскому острову пришел, и прежде всех склонились к нему рыковцы.

Старшины молчали, понурив головы. Долгорукий с едва скрытой насмешкой смотрел, как они прячут от него глаза. Продолжал:

— И первым, говорят, поехал к Булавину Василей Поздеев Большой и договорился с ним, что атамана Лукьяна и старшин отдать. А потом ты, — князь повернулся к Зерщикову, — тех старшин, посадя в лодку, отвез к нему, вору Булавину. Было такое дело?

— Было, — совсем сник Илья Григорьевич, — бес попутал за грехи мои. Да и сам, господин майор, посуди: и надо мной, и над другими старшинами тогды смерть ходила. Что нам оставалось делать?

— Хорошо, что сам признаешь,— жестко подчеркнул Долгорукий. — Не только рыковские, но и вы, черкаские, все сплошь в том воровстве равны. Правильно я думаю?

— Правильно, — эхом отозвался войсковой атаман, — разве иное что тут скажешь?

— Все мы, — вступил Тимофей Соколов, етому делу виновны.

— Ежели то дело розыскивать, — признал и Зерщиков, — то все кругом виновны.

Долгорукий молча слушал, не возражал, давая понять, что всех их считает причастными к восстанию. Об этом он не раз говорил в своем окружении, писал царю. Таких, как Фролов или, как он потом узнал, Соколов, князь среди казаков видел мало. Но пока осторожно и ловко вел свою линию: сперва умирить Черкасск, овладеть положением, потом — казнить и жечь. Припирая к стенке, обличая черкасских старшин во главе с новым войсковым атаманом, он не считает возможным подвергать их сейчас же репрессиям. Делится мыслями о том с царем:

— А что, государь, Ваше величество, изволил ко мне писать, чтобы выбрать атамана человека доброго, и ручатца по них невозможно. Самому о том Вашему величеству известно и без нынешней причины, какова они (донские казаки. — В. Б. ) состояния. А с нынешней причины (имеется в виду Булавинское восстание. — В. Б. ) и все ровны, одново человека не сыщешь, на ково б можно было надеетца.

Действовать в Черкасске он собирается осмотрительно, без спешки:

— И я, государь, сколько мог выразуметь, — и больше того не здумал, что надлежит по здешнему состоянию, у твердя в Черкаском сколько возможно, оставить в нем полк салдацкой. И скажу им (старшинам.— В. Б. ), что оставляю для охранения их, чтобы по отступлении моем от Черкаского бунту какова и возмущения не было; и им при полку надежнее. А жестоко, государь, поступить мне с ними было невозможно для того, что все сплошь ровны в воровстве, разве было за их воровство всех сплошь рубить. И тово мне делать без указу Вашего величества невозможно.

Долгорукого переполняла ненависть ко всем донским казакам. Жгучие чувства классовой и личной мести перехлестывали в нем через край, застилали глаза, и, ослепленный ими, он готов был, будь на то царское соизволение, рубить и вешать всех подряд, не разбирая ни голытьбу, ни старшин, по крайней мере — большую их часть. Однако он сдерживал себя, помнил наказ Петра: тех, кто непричастен к восстанию, и даже тех, кто причастен, но принес повинную, щадить, с ними «ласково поступать». Пока он так и делает, в том числе и прежде всего со старшинами. Но потом дойдет очередь и до некоторых из них...

— Конечно, государь, — переходит князь к очередным заботам, — мне отсель (от Черкасска. — В. Б. ) надобно итти скоро, чтоб не допустить до большево воровства Некрасова. А Некрасов писал Булавину, что будто он Царицын взял. И то письмо послал я до Вашего величества.