Виктор Буганов - Булавин

Насчет «обнадеживанья» и житья «по-прежнему» майор перехватил через край — инструкция Петра предусматривала оставить так, «как было», то есть по-прежнему, не разорять городки по нижнему Дону — от Черкасского до Донецкого, населенные преимущественно «природными», значными, старожилыми казаками. Других городков — по среднему и верхнему Донцу и его притокам, по левым притокам среднего и верхнего Дона — это не касалось, и сам Долгорукий прекрасно о том помнит:

— И, пришед на устье Медведицы, разделю тут на три части (свои силы. — В. Б. ), — по Медведицы, по Хапру, до Базулуку — и буду чинить над людьми и над городками против первого Вашего государева указу, каков ко мне прислан Вашею государевою рукою в Невль.

Долгорукий вспоминает здесь тот весенний указ, в котором Петр повелел ему те городки «жечь без остатку, а людей рубить, а завотчиков на колесы и колья... ибо сия сарынь, кроме жесточи, не может унята быть». Эту «жесточь» и собирается пустить в ход Долгорукий против городков и их повстанцев, исключая тех немногих, кто показал верность царю-батюшке:

— А ете, государь, городки по вышеписанным речкам всеконечные воры и всякому злу начальники. И сами казаки, которые Вашему величеству в верности, мне сказывали, что всеконечные ето воры; только два городка по Медведице и по Хапру воровству не причасны; и как вор (Булавин. — В. Б. ) шел, и они ево не пустили и отсиделись, и во всю ево бытность к нему, вору, не пристали. И я, государь, будучи там, усмотря, ежели надлежит там им быть, и я их обнадежу Вашею государевою милостью и велю жить по-прежнему. А буде же не надлежит им тут жить для приходцов сверху (беглых, повстанцев из верховых городков. — В. Б. ), и я, сказав им Вашу государеву милость, велю им перейти на Дон в донские городки.

Далее майор переходит к мятежному Донцу:

— И как, государь, приду я к Донецкому, и Глебова и Дедюта с собою возьму для вышеписанных городков по рекам (Медведице, Хопру и Бузулуку. — В. Б. ), а другую, государь, половину пошлю от Черкаского вверх по Донцу. И, исшедчи Донец по Айдару, и х тому придут в случение (соединение. — В. Б .) с Маяк и с Тору фон Делдин и Давыдов.

Донцы со страхом ждали прихода Долгорукого, но не все склонны к покорению:

— Писали, государь, ко мне из Троицкого капитаны морские Матвей Симантов и другие, что казаки в великом розмышлении и в злом намерении.

Закончив письмо царю, Долгорукий приказывает срочно отправить его с курьером. Но входит посланец от Зерщикова с письмом, и князь снова диктует писарю:

— По написании сего письма. Атаман Зерщиков прислал ко мне отписку: пишет и просит меня слезно, чтобы мне по всем городкам послать с указами, чтобы они были надежны и безбоязненны и чтобы не разбежались.

Уверяет царя, что он и до этого старался не озлобить и излишне не перепугать донских казаков:

— И я, государь, и до тое отписки (Зерщикова. — В. Б. ) по всем городкам послал указы, чтобы они вины свои заслужили и воров и завотчиков переловили и ко мне приводили. И оне против тех указов стали быть надежны. И я, государь, со всеми с ними обхожусь ласково; и которые казаки от меня посыланы были в Черкаской, которые Вашему величеству в верности, так же и я их задолжил деньгами и другим приказывал с ними, чтобы они всячески наговаривали и обнадеживали. И они, приехав, сказывали мне, что зело в великом сумнении были и злом намерении. А ныне по посылке моей и по письму стали быть лутче.

Вспоминает он и царский намек на его особое, мстительное отношение к донцам:

— Зело, государь, были (казаки. — В. Б. ) опасны, чтоб я не мстил смерти брата своего. И я, государь, писал к ним с клятвою и казакам говорил, что от меня того не будет. И оне, государь, зело тому ради и верят.

Князь, собираясь жечь и вешать, в то же время успокаивает казаков, чтобы отбить их от «злого намерения», то есть от дальнейшего сопротивления, дает обещания и клятвы, ведет речь о выдаче только заводчиков-предводителей, наиболее активных деятелей, участников восстания. Все это — чистой воды притворство, камуфляж. Слова его рассчитаны на обман основной массы казаков и привлечение на свою сторону «верных», «природных» казаков, особливо тех, кто еще при Булавине изменял ему и сносился с карателями, воеводами, предавал восставших, наносил им удары в спину, сначала исподтишка, а потом и в открытую. Одного из таких предателей и его помощников он, не жалея слов, расхваливает царю:

— Доношу Вашему величеству: Василей Фролов так Вашему величеству служит, что лутче тово быть невозможно. Истинно, государь, удивительно, что из естово народу такой правдивой и верной человек. Также и все, которые при нем, зело изрядные люди и работают Вашему величеству, как лутче быть невозможно. Василья Фролова вор Булавин разорил совсем дом ево, также и других. И они (Фролов и иные. — В. Б. ) то ни во что вменяют. Губернатор Толстой ко мне писал, чтобы мне их милостью Вашего величества наградить за их службу и родение. И мне, государь, дать им нечего для того, что денег со мною с Москвы ничево не отпущено. И о том, государь, как изволишь.