Жедеон Таллеман де Рео - Занимательные истории

Некто по имени Тозиа из Бордо, благодаря г-на Бибо за присланную пуховую шляпу, сказал: «Я скорее заслуживал бы охапки сена: ведь я, скотина, причинил вам столько хлопот!».

В Дофине жил некий гугенот из старых солдат, который не слишком ладил со своей женою. Однажды пастор стал призывать его к терпению и, приведя несколько примеров из жизни христианских праведников, он указал ему на Сократа. «Видите ли, Монсю, — сказал солдат, — Сукратов-то у нас что-то не видно, а вот Сантипп хоть пруд пруди» [356] Провинциал гугенот коверкает слова, произнося «Монсю» вместо «Месье», «Сукрат» вместо «Сократ» и «Сантиппа» вместо имени его жены «Ксантиппа». .

Некоего горожанина из Туара вызвали в Консисторию, где председательствовал Риве, и стали ему выговаривать, что он пьет. «Да, я пью, — ответил он смеясь, — а среди вас есть кто-нибудь, что бы не пил?». — «Но вы бьете вашу жену». — «А кого мне прикажете бить! Ежели, к примеру, мадемуазель Риве провинится в чем-либо, неужто вы станете звать соседей, чтобы ее проучить?». И такими-то вот шутками он сумел выпутаться.

Лакюисс, акушер, рассказывает, что однажды к нему явилась какая-то привлекательная и богато одетая молодая особа с просьбой принять у нее роды у себя дома; она хорошо отблагодарила его, а затем попросила отдать ребенка мужчине, коего она ему описала. Через некоторое время за Лакюиссом присылают от супруги докладчика в Государственном совете: это оказалась та самая женщина; она шепнула ему: «Нынче я покричу и за этот раз и за тот».

Молодой Гено, врач, однажды принимал роды у некоей благородной девицы, и, когда он уносил ребенка под плащом, какой-то долговязый лакей спрашивает его шепотом: «Как ребенок, сударь?» — «Какого черта вам нужно?» — спросил врач. «Сударь, — ответил слуга, — меня это касается не меньше, чем кого-либо другого: это мой ребенок».

Некий советник во время судебного расследования, доставая из мешка судебные бумаги, вместо них вытянул оттуда зашпигованного каплуна. Все присутствующие громко расхохотались. «Это мой чертов писец, — сказал Советник, — должно быть, с пьяных глаз подложил мне одно вместо другого».

Некто Уар, обладавший довольно зычным голосом, выезжал из Парижа в деревню. Дело было на святой неделе. На заставе он увидел множество повозок, нагруженных телятами. «Ишь сколько бычков везут в Париж», — сказал он. «Вывозят тоже немало», — ответил возчик.

Покойный г-н д'Юмьер был рыжим; мать заставляла его красить волосы и однажды, находясь с визитом у м-ль де Жонпьер, одной из своих соседок по деревне, спрашивает ее: «Не правда ли, так ему гораздо лучше?». — «Сударыня, по-моему, он всегда очень мил». — «Нет, нет, скажите по совести». — «Сударыня, я никогда его иным и не видела». Она неизменно делала вид, будто не замечает, что г-н д'Юмьер рыж.

Покойный епископ Реннский был человеком почтенным и ученым; однажды к нему обратились портные с просьбой посоветовать им святого, который мог бы стать их патроном. «Но только такого, — добавили они, — который наверняка находится в раю». — «Я подумаю, — сказал Епископ, — приходите завтра». Назавтра они приходят. «Друзья мои, — говорит он им, — возьмите в патроны доброго разбойника; ибо или наш Спаситель сказал неправду, или этот разбойник в раю. Вы же знаете, что ему сказал Христос: «Ныне будеши со мною в раю»». Портные его и избрали. В какой-то легенде он зовется Димом.

Пять лет тому назад на острове Нотр-Дам можно было посмотреть за деньги четыре стенных ковра, расшитых наподобие античных и самых красивых на свете; на первом из них был изображен молодой человек с нижеследующим двустишием:

На втором мужчина лет тридцати:

На третьем был вышит мужчина лет сорока пяти с женщиной лет тридцати:

На последнем был изображен совершенно седой старик со старухой; он воздевал руки к небу и говорил:

Епископ Шалонский Виалар, желая просветить крестьян своей епархии, спросил однажды у жителей деревни, близ которой был замок: «Друзья мои, что надобно делать, чтобы спастись?». — «Монсеньер, — ответили они, — надобно укрыться в замке, когда придут ратники».

Одна женщина, оплакивая своего мужа, причитала: «Увы! Он мне всегда говорил: «Ступай к черту!» А сам первый к нему отправился».