Вадим Сопряков - Восток — дело тонкое - Исповедь разведчика

В середине 1996 года свыше пятидесяти тысяч человек были переброшены из Пакистана в Афганистан в районе города Джелалабад. Надеясь разжечь «национально-освободительное» движение пуштунского населения, которое на первых порах действительно поддержало «Талибан», Пакистан перестарался: это движение превратилось в исламский фашизм.

26 сентября 1996 года Кабул пал внезапно и даже буднично. Талибы просто вошли в этот город ночью. Никакого сопротивления им оказано не было. Бывший председатель комитета обороны Афганистана Гульбеддин Хекматияр сдал город без боя и бежал. Два врага-соперника за влияние на севере Афганистана, Масуд и Дустум, молча взирали на происходящее. Они не любили пуштуна Хекматияра. (Масуд — член комитета обороны и член партии «Джамед-Ислами», которую возглавляет Раббани; Дустум — председатель комитета обороны, лидер «Национального исламского движения Афганистана».) Сейчас Масуд и Дустум объединились в борьбе против талибов.

После падения Кабула Дустум ушел на Саланг. Масуд укрылся за высокими горами в Пагдшере.

Так север Афганистана был поделен на две части. Это «проузбекский» северо-запад и «исламский» северо-восток. Президент Афганистана Раббани расположился в Тахоре, контролируемом Масудом.

Наплыв талибов сдерживает север Афганистана, контролируемый Масудом и Дустумом. Если север падет, то талибы могут войти в Узбекистан и Таджикистан. Тех, кто стоит за движением «Талибан», интересуют в первую очередь экономические цели в этом регионе. Им необходимы богатые сырьевые районы севера Афганистана и Средней Азии. Нефть и газ Туркменистана, по планам ряда американских и аргентинских компаний, должна пойти по трубопроводам по самому короткому пути — через Афганистан в пакистанский морской порт Карачи. Вот поэтому и продолжают греметь выстрелы в Афганистане, и льется кровь невинных простых людей.

В свое время российский министр иностранных дел Козырев, вслед за горбачевским министром Шеварднадзе, идя на поводу у заокеанских партнеров, пренебрег геополитическими интересами России в ее «южном подбрюшье», а в итоге предал пророссийский режим Наджибулы в Кабуле. Тем самым был нанесен колоссальный ущерб стратегическим интересам страны. В результате этих потрясений России достались «афганский синдром», тысячи инвалидов и их социальные проблемы, которые до сих пор не разрешены. Остались полынная горечь даром пролитой крови, впустую затраченных усилий. Пришедшие к власти в России политики думали лишь о том, как побыстрее свести счеты с «коммунистическим прошлым», а исконные, вековые геополитические интересы державы их не волновали. Они их и не понимали, они не ведали, что творили.

Я находился в больнице, когда по радио услышал новость о том, что талибы захватили Наджиба и казнили его в Кабуле. Я не поверил своим ушам, а потом утешился шаткой мыслью, что это не Наджиб, это его двойник. Не могли же наши могучие когда-то КГБ и ГРУ, да и Министерство обороны, взять и напрочь забыть о Наджибе. Ведь мы, я имею в виду серьезные организации, не бросали даже агентов-иностранцев, попавших в беду по нашей вине. Эти организации следили за судьбой наших боевых друзей и при первой возможности приходили к ним на выручку. А здесь пример крупного государственного деятеля, преданного идейно и духовно Советскому Союзу, правда, бывшему. Не в этом ли огороде зарыта собака?

Можно было уже давно тихо, без помпы и треска прессы, вывезти Наджиба сюда или в другую дружественную страну, а затем дать ему возможность самому возвратиться в Кабул или хотя бы воссоединиться с семьей. Нет, мы предали Наджиба и забыли о нем или сделали вид, что забыли, но зато красноречиво показали, что безразличны к его судьбе.

Все это было потом, более десяти лет спустя, а пока нам, «Каскаду-3», предстояло еще прожить несколько месяцев в пылающем Афганистане. Война с душманами разгоралась все сильней. Теперь они действовали не только против афганских официальных властей, мирного населения, но атаковали и советские воинские части, действовали против советских гражданских специалистов, помогавших афганцам строить новую жизнь. Разгоралась и минная война на дорогах. Наша 40-я армия все шире втягивалась в боевые операции против банд.

В одной из провинций автоколонна, в составе которой были военные и две автомашины команды «Каскада», двигалась из центра провинции в расположение своих частей. Вдруг на дороге прогремел взрыв, он оказался как раз под машиной нашей команды, которая шла третьей в строю. Водитель, солдат команды «Каскад», погиб на месте, машина сгорела. Это была третья жертва афганской войны в нашем отряде. Статистика страшная и беспристрастная штука. Казалось бы, гибель трех товарищей, как я уже выше подмечал, из состава отряда в более чем семьсот человек — это небольшие потери, особенно если учесть размах той страшной, кровавой бойни, развернувшейся в горах и на равнинах Афганистана. Но для родителей, детей и жен этих людей, для боевых друзей — это неутешное горе, невосполнимая потеря. И они, к нашему глубочайшему сожалению, в наше безучастное время оставались один на один со своей бедой. Не разрешалось даже упоминать, а тем более писать на памятнике, что солдат геройски погиб в Афганистане. Так было в те времена.