Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-2

— Все началось со вчерашнего дня! — захлебываясь, поясняла толстая хозяйка. — В ночь перед этим почти все немецкие офицеры бежали в горы. После долгого колебания, ушел и полковник Вагнер вместе с ротмистром Я. и поручиком Хаазе. Герр Вагнер ждал вас. Выходил на дорогу. Приказал передать, что он ушел на Зальцбург, если доберется…Генерал фон-Паннвиц отказался бросить «козакен», его забрали англичане… Русских всех увезли… Всех «козакен»… Майн Готт, майн Готт!

— Куда, фрау Хофманн?

— …Не знаю. Соседи рассказывали, что через Вейтенсфельд и Альтхоффен на Грац. Один Бог знает…

…Опять в дороге. До Вейтенсфельда рукой подать. На пути встретили старого «бауэра». Он охотно нам сказал, что всех «козакен» увезли, но не большая кучка все еще находится на выгоне за селом.

Синева сумерек пала на землю. Мы находились высоко в горах. Сильно похолодало, но вода в «Тришке» закипела от постоянного подъема. Остановились у ручья и стали расхолаживать мотор. К нам подошла группа крестьян, возвращавшихся с пашни. Они указали нам на красную крышу большого фольверка, проглядывавшую через густую листву деревьев. Путь круто завернул налево, и мы остановились перед массивными воротами. Перед ними — парные часовые, шотландцы с помпонами на беретах. Посмотрев на пропуск, они открыли ворота. На пороге дома нас уже ждал молодой сержант. Он бойко говорил по-немецки, с берлинским акцентом. Рассмотрел наш документ и спросил, чем нам может быть полезен.

В те дни голова работала быстро. Уже по дороге мы составили план. Спокойно и с весом я сказала ему, что мы ищем русские части, в которых находятся русские же, но подданные Югославии и даже бывшие офицеры королевской армии. Я прибегаю к крайнему средству: — Эти люди выдаче в Советский Союз не подлежат! Мы имеем особые распоряжения. Они будут возвращены в Югославию.

Сержант помигал глазами. Видно было, что он серьезно задумался. Оставив нас на пороге, он вошел в дом, и через открытое окно мы услышали голоса и затем звук ручки полевого телефона.

Прошло минут десять. Сумерки стали гуще. Анатолий грыз ногти до крови.

Минут через десять в окне промелькнуло лицо в малиновой пилотке. Вспомнилась встреча с капитаном в Обер-Феллахе… Вслед за тем выскочил сержант с веселой улыбкой. — Ваши документы! — сказал он, обращаясь ко мне и протягивая руку.

Я дала пропуск.

— Нет! Его удержите. Ваши личные документы. Все, что вы имеете.

Из внутреннего кармана кителя я вынула действительно все мои документы, включая и метрику, с которыми не расставалась в продолжение всей войны.

— Это — залог! — продолжал он с той же улыбкой. — Залог и ваш шофер с машиной, а вы и сестра милосердия, пожалуйста, садитесь в мой джип.

Анатолий набрал полную грудь воздуха, затем, крепко сжав зубы, выпустил его, крякнув, как бы сдержав себя, чтобы не высказать своих мыслей. Махнул нам рукой, сел в «Тришку» и отвернулся.

Дорога шла под сводом густого орешника, В неожиданном прорыве между кустами, перед нами открылся выгон, окруженный густо намотанной изгородью из колючей проволоки. Проволокой же оплетены ворота. Перед ними часовые и два пулемета.

На выгоне недостроенный барак — скелет без стен и крыша. Перед ним группа людей, сидящих и лежащих прямо на земле. Бросаются в глаза фигуры священников, седой монах, несколько девушек и женщин в формах сестер милосердия. Ярким пятном является группа калмыков с их типичными лицами. Рядом казачьи офицеры и немного казаков. Сразу же замечаю майора Владимира Островского, есаула Антонова, лейтенанта Владимира Трескина, полковника А. Сукало и др.

Островский стоял, расставив ноги. Его лицо с русой бородой, загорелое и темное, светлый чуб из-под фуражки и дерзко смотрящие карие глаза напомнили мне почему-то Стеньку Разина. Широко расстегнут ворот защитной рубахи. Руки глубоко засунуты в карманы. Увидев меня и Ольгу, не выказывая никаких чувств, он медленно подошел к джипу на перераненных в войне, кривоватых ногах.

Ни одним жестом мы не показали, что знаем друг друга. Разговор велся по-немецки в официальном тоне. Я поторопилась рассказать ему вымысел о нашей «миссии» и спросила об именах и фамилиях югославских подданных. Майор Островский начинает перечислять. Я записываю. Выходит, что не подданных нет. Все из Югославии, и большинство — офицеры королевской армии. Хотя это звучит довольно неправдоподобно, английский сержант кивает головой и просит меня записать все имена. В подкрепление, Островский дает мне свою легитимацию сербского капитана артиллерии.