Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-4

Вот уже и Кьяулис. Я стучу в дверь дома атамана. С ним в доме был хорунжий или сотник, командир станичной команды. Мы вышли наружу, и я объяснил им, где я был и что я там увидел. Проходившие местные жители с удивлением смотрели на седобородого атамана, указывавшего пальцем на вершину горы и громко восклицавшего: «Так ты говоришь, что там партизаны!»

Тут же было решено, что сотник с казаками станичной команды отправится на гору. Меня он оставил в станице. Через некоторое время с горы донеслись отдаленные, но внятные раздельные выстрелы. Это был знак, что казаки достигли вершины. Вооруженной стычки не произошло. На своем восхождении вверх они никого не встретили. На вершине увидели только опустевший окопчик. Партизаны сочли благоразумным убраться восвояси. Без происшествий казаки спустились с горы в станицу. Но факт оставался фактом: итальянские партизаны были рядом с нами и готовы к выступлению.

Активизация партизан в сложившейся обстановке была естественной, и ее следовало ожидать. 9 апреля 1945 года союзники начали наступление на всем итальянском фронте, и партизаны выступили со своей стороны, чтобы захватить контроль над оставшейся в руках немцев частью северной Италии.

Правда, о начале этого наступления мы в станице почти ничего не знали. Сведения о положении на фронте к нам едва просачивались. Но об ухудшении общего положения мы могли судить по перемене поведения местного населения. На улицах собирались толпы мужчин, державших себя неприкрыто вызывающе. Так однажды под вечер, возвращаясь домой от Воскобойников, я увидел перед собой на тротуаре группу жестикулирующих итальянцев, о чем-то, как мне показалось, громко спорящих. При моем приближении они не сдвинулись с места, понуждая меня сойти с тротуара на мостовую, иными словами, желая меня унизить. Не меняя направления, я пошел прямо на них. В моей камуфляжной куртке, с гранатами и карабином, в шапке горного стрелка я выглядел, вероятно, внушительно. Толпа расступилась. Глядя прямо перед собой и четко отбивая шаг, я прошел сквозь толпу. Услышал за собой сдержанно уважительное «tedesco» («немец»).

Почва все более уходила из-под ног, и в самом конце апреля пришло распоряжение из штаба походного атамана о выступлении Терско-Ставропольской станицы из Кьяулиса на север в направлении к германской границе. Память не сохранила подробностей исхода станицы. Во вторую половину дня длинная колонна двинулась из Кьяулиса на Толмеццо. Маме, как станичному врачу, предоставили место на крытой брезентом подводе. На нее мы сложили свои пожитки, инструменты и имевшиеся у нас медикаменты. Лошади тянули подводы, а мы все шли рядом с ними. Начинало смеркаться, когда мы проходили через Толмеццо.

Помню, что долгое время колонна двигалась в ночной темноте. Не помню, где мы останавливались на ночлег, как не помню, чем мы питались на нашем пути. На другой день после долгого марша мы добрались до местечка, название которого навсегда сохранилось в моей памяти — Треппо Карнико. Мы расположились на площади городка, где, кроме нас, собрались возбужденные местные жители. Один из них подошел ко мне, крепко обнял меня и радостно поздравил: «guerra finita!» («война окончена»). Его поздравление позволяет мне установить дату: 2-го мая 1945 года итальянцам было объявлено, что 29-го апреля 1945 года командование союзников приняло капитуляцию германских войск в Италии. О, да! Несомненно, для итальянского народа это была великая радость, и совершенно искренне я тоже крепко обнял итальянца. Мы не были больше врагами. И в то же время внятно прозвучала мысль: «Для тебя радость, а что теперь ожидает нас?»

Ночь, если не ошибаюсь, мы провели в Треппо Карнико, а на следующее утро снова двинулись на север, к горному перевалу, через который вела дорога на германскую сторону. Об этом последнем этапе нашего марша сохранились осколки воспоминаний в разорванном времени на фоне разобщенного пространства.

Помню, что на пути к нему нас обогнал автобус. «Краснов с атаманом и штабом!» — пронеслось по колонне. Не знаю, насколько это было верно. Но в общем сам переход через перевал не оставил глубокого следа на моей памяти. Тек по шоссе непрерывный поток людей. Казаки, разрозненные группы немецких солдат. Ничего драматичного я при переходе не пережил. Позже некоторые хроникеры перехода казаков через Plocken Pass (так назывался перевал) отождествляли его с перевалом, который в свое время преодолел Суворов со своими войсками на пути из Италии в Швейцарию. Это — легенда. Оба перевала не тождественны.