Борис Вадимович Соколов: Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

24-го вечером на Малую Грузинскую опять приехал Аркадий Высоцкий. Он вспоминал: «Прошло три-четыре дня, и я решил возобновить попытку… Я знал, что отец болен, но не думал, конечно, что это кончится так трагически… В этот момент я уже четко понимал, что не поступил, – надо было что-то решать с институтом… И только вмешательство отца могло помочь. Это было двадцать четвертое число, у меня уже было собеседование, и мне сказали, что я не прошел. Я поехал к нему поздно, часов, наверное, в десять.

Мне было страшно неудобно… Я долго стоял в подъезде, видел, что все время выходят какие-то люди  – явно знакомые лица, но они, конечно, меня не замечали. Минут сорок я простоял в таком состоянии, потом решил подняться. Звонил по телефону каждые пять минут, никто не брал трубку…

Я поднялся. Дверь открыл Янклович. В квартире был Нисанов – это я видел точно. И у меня такое впечатление, что был Игорь Годяев, потому что я видел из двери весь коридор… Когда Валерий Павлович увидел меня, он начал потихонечку оттеснять меня от двери… Но я увидел, что за его спиной прошел отец, спрашивая:

– Кто там?

И было видно, что он чувствует себя еще хуже, чем в прошлый раз… А меня обозлило, что все они тогда отца бросили, и я сделал попытку зайти в квартиру. Обозлило и то, что Туманов сказал, что они не хотят класть его в больницу… Так я понял, что не хотят… И я хотел зайти и как-то поучаствовать, но Янклович довольно настойчиво – без грубостей, конечно, – вытеснил меня на площадку… Закрыл за собой дверь и стал говорить, что сейчас они повезут его в больницу… Что все это очень тяжело…

Янклович откровенно говорил, что отец колется, он не считал нужным от меня это скрывать… Минут десять мы постояли… Он сказал, чтобы я не волновался… Чтобы спокойно ехал домой, а утром позвонил… Это было, наверное, уже ночью – часа за четыре до смерти отца…

Оксаны в тот момент не было – по крайней мере, не было в поле моего зрения. А если бы она была, то она была бы с отцом… В тот момент там не пили, – по крайней мере, никакого буйного веселья там не было…

Но там уже была какая-то истерика, произошел какой-то скандал… У Валерия Павловича прыгала челюсть.

Конечно, я понимаю, что все они очень по-разному относились к отцу в эти дни. Одно было общим  – все от него смертельно устали… Но кто-то продолжал хладнокровно тянуть деньги… А кто-то искренне переживал… Вот что я точно знаю: Игорь Годяев переживал по-настоящему – я это видел потом. Валерий Павлович тоже переживал по-своему – он рыдал 25-го возле отца…»

Оксана настаивает, что она в этот момент в квартире была, а вот скандала не было: «Никакого скандала там не было. Может быть, приходил Мазо, а я куда-то вышла? Но скандала точно не было. И уж никакого буйного веселья в эти дни и быть не могло».

Затем Федотов, по его словам, «поехал на Бауманскую – к своей знакомой… Пробыл там часа два, а потом вернулся на своей тачке…»

Абдулов свидетельствует: «После репетиции я поехал на Варшавку. Позвонил на Малую Грузинскую примерно в час ночи… Валера сказал:

– Володя успокоился, я сейчас поеду домой.

Я говорю:

– Хорошо. Я вот по этому телефону – звони в любой момент».

Последним уехал домой во втором часу ночи Янклович. Он так объяснил свой отъезд: «Мне надо было отдохнуть, привести себя в порядок – у меня уже сил не было… Все это длилось почти неделю… Я все время ждал Федотова…

Перед отъездом мы с Федотовым перенесли Володю из кабинета в гостиную, поставили тахту перед телевизором…»

Федотов так описал последние часы: «Валера уехал… А Володя как всегда: «А-а… О-о…» Ладно, думаю, может, перебесится… Но ночь у него была очень хреновая – надо было взять и увезти в больницу… Почти всю ночь не спал… Потом он попросил водочки, я, честно говоря, тоже с ним засадил… Рюмочку. Но я же измотанный, уставший – слабость… Час, два… Володя все маялся…»

Валерий Нисанов утверждает, что Федотов попросил у него не водку, а шампанское: «Примерно в два часа ночи мне позвонил Федотов:

– Принеси немного шампанского. Володе нужно.

Я принес шампанское и ушел спать».

Впрочем, нельзя исключить, что в эту последнюю ночь были и водка, и шампанское, – этакий коктейль «белый медведь».

Оксана вспоминала: «Не знаю почему, но Толя Володину кровать, на которой его и прибинтовали – нет, я уже все развязала… Эту кровать он перенес из маленькой комнаты в большую. Один перенес, и Володю перенес туда – и положил туда… По-видимому, он что-то такое успокоительное колол… Или дал выпить? Я не знаю, но Володя все время стонал… Все время какие-то звуки. А тут очень быстро прекратились всякие звуки… А перед этим у него было абсолютно ясное сознание. Он говорит: