Луи Повель: Мсье Гурджиев

Журналист и философ Петр Успенский, только что вернувшийся из Индии, где занимался «поисками чудесного», тоже обратил внимание на необычные газетные заметки. Но он, в отличие от других, был занят серьезным исследованием, далеким от какой бы то ни было экзотики, эстетической экзальтации и сентиментальности. Он не доверял патентованным «оккультистам», «индусам» и «факирам». И тем не менее, следуя советам друзей, решил встретиться с Гурджиевым.

«Моя первая встреча, — вспоминает он в своей книге «Фрагменты неизвестного учения», — произошла в небольшом трактирчике на окраине Москвы, на шумной улице. Я увидел человека восточного типа, уже немолодого, с черными усами и пронзительным взглядом. С самого же начала мне бросилось в глаза несоответствие между ним и окружавшей его обстановкой. Я еще был полой восточными впечатлениями, и этот человек с лицом индусского раджи или арабского шейха, которому так пошел бы золоченый тюрбан или белый бурнус, был как-то не к месту в этом кафе, где собираются мелкие лавочники. В своем черном пальто с плисовым воротником и черном котелке он производил неожиданное, странное и почти тревожное впечатление ряженого. Это было тягостное зрелище: передо мной сидел человек, явно выдававший себя за кого-то другого, а я должен был делать вид, что ничего не замечаю. Гурджиев говорил по-русски плоховато, с сильным кавказским акцентом, и этот акцент, с которым мы привыкли связывать что угодно, кроме философских идей, еще больше усиливал впечатление необычности происходящего.

Не помню, с чего началась наша беседа, кажется, мы говорили об Индии, эзотеризме и школах йоги. Я понял, что Гурджиев много путешествовал, побывал и в таких местах, о которых я знал только понаслышке, хотя мне тоже хотелось бы их посетить. Мои вопросы не только не смущали его — мне казалось, что он вкладывал в каждый ответ больше, чем от него требовалось. Мне понравилась его манера говорить — осторожная и в то же время точная…

Он объяснил мне, чем занимается в Москве… Из его речей следовало, что его работа носит по преимуществу психологический характер…»

О ЧЕМ же говорил этот арабский шейх в черном пальто и черном котелке, когда не корчил из себя торговца коврами, нефтяного короля из Баку или факира? Он говорил — с акцентом, который для нас, французов, похож на выговор какого-нибудь комедийного выходца из Оверни, да еще сознательно подчеркивая этот акцент, — о вещах с виду самых простых. Но его точка зрения на эти вещи оказывалась совершенно неожиданной. Успенский подробно излагает суть его речей в своей книге, так что нам нет необходимости повторяться. И все-таки иные из фраз, приведенных в «Фрагментах неизвестного учения», невольно приходят мне на память: ведь ученики Гурджиева слыхали их и в Москве в 1914 году, и в Тифлисе в 1919-м, и в Фонтенбло в 1923-м, а потом в Лондоне, Берлине, Нью-Йорке, в Париже на улице Колонель-Ренар, на террасе «Кафе де ла Пэ» или на Плас де л'Опера.

— Перед тем как говорить о психологии, мы должны ясно понять, чем занимается эта наука и чем она не занимается. Истинный объект психологии — это люди. Но о какой психологии может идти речь, если мы имеем дело не с людьми, а с машинами? Для изучения машин нужна не психология, а механика, вот почему мы и начнем с механики. И когда-то у нас еще дойдет дело до психологии…

— Человек может перестать быть машиной. Но для этого ему нужно прежде познать себя как машину, убедиться, что он — всего-навсего машина, безответственная машина. Человек отвечает за свои поступки, а машина не отвечает. Так вот,вы пока еще безответственны.

— Худшая из иллюзий человека — это убеждение в том, что он может что-то сделать. Все люди думают, что они способны к делу, все хотят заниматься делом, и их первый вопрос ко мне, когда они решат что-то предпринять, сводится к одному: так что же нам делать? Но будем откровенны: никто из нас ничего не делает и не может ничего делать. Это первое, что мы должны понять. Все случается. Все, что происходит в жизни человека, все, что совершается при его участии, — все это просто-напросто случается. И случается точно таким же образом, как случается дождь, когда понижается давление в верхних слоях атмосферы. Как тает снег под солнечными лучами, как поднимается пыль от ветра. Человек — это машина. Все, что он делает, все его действия, слова, мысли, чувства, убеждения, мнения и привычки — все это результат внешних воздействий, посторонних вмешательств. Сам по себе человек не в силах породить ни единой мысли, произвести ни единого действия. Все, что он делает, думает, чувствует, — все это с ним случается…