Михаил Грулев - Записки генерала-еврея

Ежедневно, с утра, нельзя взяться за какое-нибудь дело пока не отбыл утренней молитвы («давнен») - по возможности непременно в синагоге, в обществе не менее 10 человек («миньон»). Эта утренняя молитва, в соединении с разными беседами и ожиданиями, пока наберётся 10 человек молящихся, длится не менее 1-2 часов. Около 4-5 часов дня - сумеречная молитва («минхе»), после которой, едва вернёшься к себе домой, как надо опять идти в синагогу для вечерней молитвы («майрив»).

Эти три молитвы, вместе с приготовлениями и хождением в синагогу взад и вперёд, отнимали не менее трети рабочего дня и считались совершенно обязательными для сколько-нибудь набожного еврея. Но благочестивые евреи не довольствовались этим, а вставали задолго до рассвета и при еле мерцающем свете особой тонкой светильнички, свёрнутой в клубок, читали ещё особые молитвы. Некоторые из этих молитв, более соответствующих псалмам, странным образом связаны с... пением петуха: заповедано, что петух пробуждается и поёт, видя Саваофа входящим в рай в компании большой свиты праведников; петух поёт при этом хвалу семь раз, ни больше, ни меньше, причём каждому пению петуха соответствует особое молитвенное изречение [4] Когда я прислушивался иногда в детстве по ночам к пению петуха, мне казалось странным и непостижимым, что, не считаясь с высочайшим выходом в рай, петух пел не семь раз, а больше или меньше, сколько ему вздумается. .

Где бы еврей ни находился - в путешествии, или дома занятый каким-либо делом, - он обязательно становился на молитву три раза в день, в указанные часы. А так как для утренней молитвы ещё требуются особые атрибуты - («тфилим») даже для подростка, начиная с 13 лет и, кроме того, ещё («талес») религиозная накидка для женатых, то, отправляясь в дорогу, надо было всегда иметь с собой этот обязательный и неизменный багаж.

В пище, одежде и обиходе домашней жизни евреи того времени крепко держались старины, которая насквозь проникнута была строжайшими требованиями религии, вернее сказать, многочисленными комментариями Торы и Талмуда. Наиболее популярным и обязательным регламентом для повседневной жизни правоверных евреев, во всех её проявлениях, служит, как я заметил выше, «Шулхан-Орых», т.е. «накрытый стол», в котором до мельчайших подробностей, даже иногда воображаемых, изложены все правила жизни, во всех её проявлениях - в отношении пищи, одежды, жилья и всей вообще жизнедеятельности, - даже такая мелочь, как и когда можно подстригать усы, обрезать ногти и проч.

И до каких только геркулесовых столпов не доходят разные комментаторы в своих толкованиях не только заветов Торы или Талмуда, а даже поверхностных намёков, обронённых в этих священных книгах. Вот на выдержку два случайных примера, которые приходят на память. В одном из трактатов Пятикнижия есть коротенькая фраза: «не вари ягнёнка в молоке матери его». Трудно сказать, что следует подразумевать под этой метафорой, если принять во внимание, что в древние времена любили окутывать мысль притчами и загадками. Но, на беду евреев, над этой фразой в долготу веков нагромоздилось столько головоломных толкований, регламентов и запретов, что повседневная пища, утварь и проч. оказываются до крайности связанными сложнейшими ограничениями: не только - Боже упаси - нельзя жарить кусок мяса в коровьем масле, но необходимо обязательно иметь особую столовую посуду, отдельно для пищи мясной и отдельно для пищи молочной.

Не угодно ли соблюдать такие драконовские требования в домашнем обиходе!

Или вот ещё такой ворох запретов, рождённых от другой загадки: в одном месте Торы есть указание, что для вспахивания своего поля не следует впрягать мула с коровой. Бесконечными кудреватыми толкованиями всевозможных комментаторов эта фраза в отношении бедных евреев, у которых нет ни поля, ни мула, ни коровы, выразились в том, что... на рваные штаны из бумажной ткани нельзя наложить заплату из ткани шерстяной и даже нельзя воспользоваться заплатой из бумажной ткани, если для шитья имеется только шерстяная нитка.

Конечно, такие хитросплетённые умозаключения и утрированные запреты для реальной жизни, выведенные из туманных или загадочных фраз священных писаний, могут показаться дикими. Но такая дичь свойственна природе человеческих увлечений. У буддистов, например, есть указание, что Сакьямуни требует воздержаться от убийства живых существ; а в обыденной жизни этот завет, в толковании буддийских лам, привёл к запрету делать рукой быстрое движение в воздухе, из опасения убить какую-нибудь носящуюся в воздухе бактерию.