Катрин Милле - Ревность

Я вряд ли говорила о своем чтении с Жаком и даже не уверена, что касалась этой темы в присутствии того, кто рекомендовал мне эту книгу. История Лол В. Штайн очень четко предстала предо мной, но сначала я этим никак не воспользовалась, а оставила про запас. На самом деле совершенно сознательно я ее интерпретировала гораздо позже, когда писала книгу о Сальвадоре Дали, в том месте, где речь зашла о вуайеризме и чувстве отторжения. Когда случается преодолевать какое-то испытание, которое рождает сильную усталость, например тяжелое путешествие, требующее физической выносливости, разве иногда не хочется помедлить, не спешить, чтобы тотчас же прочувствовать радость от того, что вы достигли цели? Разве не лучше подождать, или уже из последних сил, прежде чем лечь в постель, убрать комнату, или напрячься, чтобы, преодолев еще несколько метров, насладиться более обширной панорамой? И разве все это не делается для того, чтобы в последний раз испытать мазохистское наслаждение от тянущей боли в усталых мышцах и, продлив его, почувствовать долгожданное облегчение? Вот так и я не стала немедленно разминать онемевшие суставы. Когда я читала труды психоаналитиков, я всегда восхищалась той легкостью, с какой они «закрывают» описываемые случаи: пациент, страдающий неврозом, довольно долго излагает свои детские воспоминания и сны; впрочем, они возвращаются к нему с удивительной ясностью, которой я завидовала; тут же всплывают какие-то оговорки, детали сновидений, и вот уже первопричина его мании или ингибиции или фобии появляется как чертик из коробочки его подсознания. Эврика! Какой-то важный признак позволил ему мгновенно воссоздать ход событий заговора, направленного пациентом против самого себя. Я не могла похвастаться таким ярким финалом, мне просто становилось лучше, и кризисы случались реже. Настал такой момент, когда я сказала себе, что незачем ходить к психоаналитику, чтобы рассказывать ему о неприятностях у себя на работе.

Доктор М. переехал, и вместо того чтобы выкладывать мои воспоминания и ощущения, как фрукты, дозревающие в полумраке, и наблюдать, как они наливаются мягкими южными красками, я просто разговаривала с ним в кабинете на антресоли, куда свет проникал из круглого слухового окошка, выходившего в очень темную приемную. Попасть в нее можно было только через дверь, которая раньше вела в комнатку консьержки, там не было другого источника освещения, кроме окна, правда, достаточно широкого, но выходившего во двор. Часть этой узкой приемной оказывалась прямо под антресолью, иначе говоря, в глубине сцены, и это еще больше усиливало ощущение подавленности. Я приходила сюда без надежды на то, что мрачные мысли разлетятся на мелкие кусочки, скорее опасаясь, что начну томиться в этих сумерках. Я начала писать «Сексуальную жизнь Катрин М.». Когда я получила издательский договор, то воспользовалась случаем и радостно сообщила об этом доктору во время сеанса, которые еще проходили в залитом светом кабинете. Теперь наши беседы все больше и больше сводились к обсуждению вопроса, должна ли я отказаться от психоанализа… Каждый раз доктор провожал меня до двери и говорил «до следующего четверга» или «до следующей недели». И вот однажды я отрицательно покачала головой, ответив ему отказом, ссылаясь на то, что теперь у меня нет времени, «нужно писать книгу». Я поспешно спустилась по узкой лесенке, соединяющей кабинет с приемной. Можно даже сказать, убежала.

Я была всего лишь начинающим искусствоведом, когда одно издательство заказало мне историю современного искусства. Это случилось в конце семидесятых годов, и современное изобразительное искусство не имело еще такого количества почитателей, как сегодня. Гонорар предполагался крошечный, но то, что мне поручили такой серьезный проект, свидетельствовало об огромном доверии ко мне. Поскольку я была самоучкой, то в целях самообразования методично обходила тогда все музеи. Я незамедлительно принялась за работу: футуризм, экспрессионизм, конструктивизм, дадаизм, Баухаус [33] Баухаус (Bauhaus) — направление в архитектуре, возникшее в рамках Высшей школы строительства и художественного конструирования, учебного заведения, существовавшего в Германии с 1919 по 1933 г. и Де Стиль [34] Де Стиль, или неопластицизм — обозначение направления абстрактного искусства, которое существовало в 1917–1928 гг. в Голландии и объединяло художников,
группировавшихся вокруг журнала De Stijl («Стиль»). … Я прочитывала все, что удавалось раздобыть, выписывала в тетради сотни цитат, которые мне могли пригодиться, и изучала инкунабулы, которые по сути были лишь каталогами, где в лучшем случае на дешевой бумаге печатались черно-белые репродукции. Воспользовавшись летним отпуском, который мы проводили во Флоренции, я написала, наверное, две или три главы. Я писала в удушающей жаре за крохотным столиком, стоящим под деревьями в глубине парка, окружавшего виллу в Порта Романа, где мы снимали часть первого этажа. Но материальные трудности, которые испытывал журнал «Ар пресс», а также неуверенность в его будущем слишком отвлекали меня, и, вернувшись домой, я не смогла продолжать регулярную работу над книгой. Я недостаточно серьезно отнеслась к делу, которое в любом случае требовало от автора большей зрелости. Редактор, доверивший мне проект, ушел из издательства, и больше ко мне никто не обращался. Во мне засела мысль, что если я когда-нибудь смогу опубликовать такую книгу, это будет потрясающим достижением. В тот раз мне не удалось осуществить свои честолюбивые планы, но желание это сделать осталось. Я придерживалась тогда телеологической [35] Телеология (греч. цель, и учение, слово) — религиозно-философское учение о наличии в мире объективных внечеловеческих целей и целесообразности. концепции искусства, которую разделяли многие из моих друзей-художников и коллег; поведать хотя бы часть этой концепции значило бы оправдать произведения современного искусства, которые я защищала, а чтобы доказательство стало бесспорным, ему следовало быть полным. К этому нужно добавить концепцию книги, связанную с моей заботой об эффективности труда. В отличие от моей повседневной деятельности, зависящей от случайностей, книга являла собой предмет редкий и необходимый; достаточно было написать всего одну монографию, которая стала бы шедевром в старинном понимании этого слова, с той только разницей, что нужно было не просто изложить практические результаты, а довести их до логического конца, где сконцентрировались бы опыт и приобретенные знания. Моя недописанная книга позволила мне реальнее оценить свои способности и устремления. Ожидание было недолгим. Через пять или шесть лет другой издатель попросил меня набросать панораму современного французского искусства. Проект был более обоснованным. Я воспользовалась им, чтобы сделать то, что соответствовало моему идеалу. Я постаралась писать как можно более исчерпывающе, и предоставила в редакцию толстую рукопись.