Вениамин Каверин - Эпилог

«У каждого из нас есть идеология, есть политические убеждения, каждый хату свою в свой цвет красит. Так в жизни. И так в рассказах, повестях, драмах. Мы же вместе, мы — братство — требуем одного: чтобы голос не был фальшив. Чтобы мы верили в реальность произведения, какого бы цвета оно ни было.

Слишком долго и мучительно правила русской литературой общественность. Пора сказать, что некоммунистический рассказ может быть бездарным, но может быть и гениальным. И нам все равно, с кем был Блок-поэт, автор “Двенадцати”, Бунин-писатель , автор “Господина из Сан-Франциско”.

Это азбучные истины, но каждый день убеждает нас в том, что это надо говорить снова и снова.

С кем же мы, “Серапионовы братья”?

Мы с пустынником Серапионом. Мы верим, что литературные химеры особая реальность, и мы не хотим утилитаризма. Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь. И, как сама жизнь, но без цели и без смысла: существует, потому что не может не существовать».

Я дописываю последние страницы этой книги, читая «Метрополь», самовольный бесцензурный альманах, вышедший в Советском Союзе в 10 экземплярах и мгновенно подхваченный зарубежными издательствами. Это — стихи, рассказы, повести, пьесы, песни. Это — произведения опытных писателей (С.Липкин, В.Аксенов, А.Вознесенский, А.Битов, ИЛиснянская, Ф.Искандер) и молодых (Ф.Горенштейн, Ю.Карабчиевский, В.Ерофеев, Е.Попов) и других. Это — книга, каждая страница которой дышит сопротивлением, свободой. Это — явление в истории русской литературы, и, как почти каждое подлинное явление, оно подверглось разгрому. Двое молодых, бесспорно талантливых, из участников «Метрополя» (В.Ерофеев и Е.Попов) исключены из Союза писателей, все другие подвергнуты жестоким экономическим санкциям. Их произведения вычеркиваются из издательских планов, их имена не упоминаются в прессе, набранные или сданные в типографию книги, осуществленные киносценарии, стихи, переводы задержаны на неопределенное время.

Чтобы решиться на подобный шаг (альманах) нужна была не только смелость. Не желающая умирать, ищущая и не находящая выхода, литература вырвалась из болота редакции, где ее насильно держат годами, и громко заявила о своем существовании. Положение изменилось с тех пор, как Платонов и Булгаков работали в подполье, в смертельной опасности, наедине с собой. Без сомнения, Союз писателей постарается доказать, что положение не изменилось. Но он ошибается. В начале этой книги я писал, что страх двадцатых годов был не похож на страх тридцатых. Он продолжал меняться: исключение из Союза перестало быть событием, как это было, когда исключали Зощенко, Ахматову, Пастернака. Г.Владимов первый положил на стол свой билет. Шесть самых видных участников альманаха «Метрополь» (В.Аксенов, Б.Ахмадулина, А.Битов, СЛипкин, ИЛиснянская, Ф.Искандер) послали в Союз письма, что они сделают то же самое, если не будут восстановлены исключенные за участие в альманахе молодые В.Ерофеев и Е.Попов. Эта история еще далеко не кончена, но как бы ни кончилась, без всякого сомнения, она является еще одним свидетельством борьбы литературы подлинной с литературой мнимой. Более того, перекидывая мост между двадцатыми и семидесятыми годами, она как бы фокусирует всю историю этой борьбы, о которой я рассказываю в этой книге. Доказательства — налицо. Я прочел предисловие к альманаху, и память мгновенно вернула меня к началу двадцатых годов и к декларации Лунца.

Думаю, что лишь немногие участники «Метрополя» знают что-либо о Лунце, разве что из моих книг «Здравствуй, брат. Писать очень трудно» и «Собеседник». Между тем все предисловие, определяющее общественно-политическую позицию альманаха, не только напоминает, но повторяет декларацию, опубликованную Лунцем без малого шестьдесят лет тому назад.

Здесь и право на несходство : «Не будет излишней дерзостью сказать, что жизнь сия (жизнь нашей культуры. — В.К.) страдает чем-то вроде хронической хворобы, которую можно определить то ли как неприязнь к непохожести, то ли просто как “боязнь литературы”».

Здесь и требование права на свое лицо и свои литературные вкусы: «Авторы “Метрополя” — независимые друг от друга литераторы. Единственное, что объединяет их под крышей, — это сознание того, что только сам автор отвечает за свое произведение; право на такую ответственность представляется нам священным. Не исключено, что упрочение этого сознания принесет пользу всей нашей культуре».