Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

– Чем объяснить медленное отступление, такое замалчивание времен культа личности, беззаконий Сталина!

– У Брежнева я тоже спрашивал. Он задрал свои знаменитые брови и глубокомысленно сказал, что вот он в своем выступлении упомянул имя Сталина, так зал отозвался овацией. Мы, мол, поняли, что надо осторожно его именем пользоваться. Получается, значит – никак! Характерно, что Хрущев люто ненавидел Сталина, натерпелся от него страху, а Брежнев – Хрущева.

– А ненавидящие выросли, взлелеялись под сенью ненавидимых… Вы читали мемуары маршала Жукова?

– Да, читал. Если меня покромсали в опубликованных главах, то у него от времен культа личности лишь абзац остался… Странные вещи творятся…

Чтобы у читателя не оставалось загадок относительно публикаций второй книги романа «Они сражались за родину», внесу ясность. Осенью 1988 года, будучи в Москве, я позвонил дочери Шолоховых, Марии Михайловне. Спросил, давно ли была в Вешенской у Марии Петровны, как ее здоровье, и т. д., подбираясь к более деликатному вопросу.

– Во время наших встреч, – сказал я, – Михаил Александрович неоднократно говорил, да и в печати об этом сообщалось, что он закончил работу над романом о Великой Отечественной войне. Однако публикацию, насколько я знаю, задерживали «верхи». Сейчас другое время, другие «верхи». Какова теперь судьба рукописи, Мария Михайловна? Если, конечно, не секрет.

– Да какой там секрет! – с тяжелым вздохом ответила она. – Отец поступил, как Гоголь: сжег рукопись…

– Готовую вещь?! Как можно было допустить?!

– Что делать, мы ему не судьи, он нас не послушал…

Вот так, дорогие читатели. Верь после этого расхожему афоризму «Рукописи не горят». Я много думал над этим. Наверное, случилось это в минуту душевной смуты, вызванной, ко всему прочему, и долгой тяжкой болезнью. Трудно допустить, чтобы такой жизнелюб, оптимист, каким был Шолохов, вдруг потерял веру в справедливость, в то, что придет-таки другое время. А может быть, и в самом деле не верил? Он жил в сельской глубинке, часто в то же время общался с «верхами», острее воспринимал все негативное, копившееся в жизни страны десятилетиями, это его угнетало, все казалось беспросветным… В общем, кто знает, тайну он унес с собой…

Мария Петровна приглашает обедать. Два дачных складных столика относим почти к самому яру старицы, под деревья, на ветерок, чтоб комары меньше жгли. Раиса Александровна подает зеленые щи из щавеля, по большому куску отварного мяса, чай.

Отхлебывая чай, Михаил Александрович вдруг, что-то вспомнив, начинает заразительно смеяться. Мы тоже невольно улыбаемся, ожидая его рассказа.

– Да вот вспомнил, – говорит он, ставя на стол кружку. – Сидели мы сейчас с Марией Петровной в лодке, а у противоположного берега гусиное семейство купалось. Взрослые и с дюжину гусят. Столько шуму, брызг, ныряния! Потом малыши вылезли на бережок и буквально полегли все на солнцепеке. До того укупались, что и крылышки, и лапки, и головы – все вразброс, уснули – до единого. Ну прямо как ребятишки! – И он вновь рассмеялся, видимо, очень уж ему живо представлялась картина отдыха наигравшейся гусиной детворы.

После обеда снова сидим под тенью деревьев, беседуем. И Михаил Александрович, и я единодушно отказываемся идти рыбачить.

– Побеседовать интереснее, – замечает самый заядлый из нас рыболов – Михаил Александрович, – а рыбалка не уйдет от нас…

Комары неистовствуют. Петр Петрович, Саша, который иногда подсаживается к нам и вострит уши, и я натираемся мазью, а Михаил Александрович отказывается:

– Не люблю, когда после мази лицо жирное, дотронуться нельзя. Пржевальский писал, что от комаров единственное средство – терпение. Интересный был человек! Третий раз с удовольствием перечитываю его. Всю жизнь путешествовал, искал, открывал, почти в пятьдесят лет нашел было себе даму сердца и… умер. Жизнь такая штука.

Заходит разговор о книгах последних лет. Михаил Александрович дает своеобразную, интересную оценку мемуарам генерала С.М. Штеменко.

– Сейчас он начальник объединенного штаба армий стран – участниц Варшавского Договора. Маршалы только плечами пожимают. А что делать?!

Спрашиваю, знаком ли он с романом о Великой Отечественной войне одного из известных авторов, роман недавно стал достоянием читателей.

– Я начал его читать и бросил! – сердито отзывается Шолохов. – Там автор таких недотеп старших офицеров изобразил! А вывести их хочет как цвет Красной Армии.