«Ты — я думал — райский сад. Ложь подпивших бардов. Нет — живьем я вижу склад „ЛЕОПОЛЬДО ПАР ДО“ … Стал простецкий „телефон“ гордым „телефонос“… А на что мне это все? Как собаке — здрасите!»
«Здрасите» звучало, как написано здесь, так печаталось в прижизненных изданиях и в последнем собрании сочинений. В некоторых же изданиях было исправлено на «здрасьте».
Своеобразно читал Маяковский стихотворение «Американские русские». Вначале он разъяснял:
— Все языки в Америке перемешались. Например, английский понимают все, кроме англичан. Русские называют трамвай — стриткарой, угол — корнером, квартал — блоком, квартиранта — бордером, билет — тикетом…
Иногда получаются такие переводы: «Беру билет с менянием пересядки…» Еврей прибавляет к английскому и русскому еще некоторые слова.
Слова Каплана из стихотворения «Американские русские» Маяковский произносил с легким акцентом, очень мягко утрируя интонации и подчеркивая их жестами. Особенно смешно выходило слово «тудой»: он на несколько секунд растягивал конечное «ой», произносил его даже с легким завыванием. Маяковский читал «сюдою». А конец — открыто и широко, в своей обычной манере:
«Горланит по этой Америке самой стоязыкий народ-оголтец. ― И затем, сразу переходя на разговорную речь, в стиле самого Каплана: Уж если Одесса — Одесса-мама, то Нью-Йорк — Одесса-отец» — резко обрывая, как бы бросая последние слова в публику. (Любопытно, что это стихотворение всюду вызывало смех и только в самой Одессе не имело успеха).
Во второй части вечера стихи чередовались с ответами на записки. Они, по мере накопления, занимали все больше времени и являлись как бы продолжением самого доклада, оживляя и развивая его. Маяковский умел строить вечер как нечто целое. Сразу устанавливался контакт с публикой. Доклад он проводил как беседу, вслед за стихами снова начинал разговор и ответами на записки закреплял связь со слушателями.
Одаренный несравненным талантом красноречия, Владимир Владимирович обладал и редким даром — умением разговаривать с массой. Когда он оглашал записки и отвечал на них — разгорались страсти.
«Почему вы ездите в первом классе?» (Имелась в виду поездка Маяковского в Америку.)
— Чтобы такие, как вы, завидовали, — осадил он задиру.
«Товарищ Маяковский, поучитесь у Пушкина».
— Услугу за услугу. Вы будете учиться у меня, — медленно, но вместе с тем форсируя звук и ударив при этом всей ладонью себя в грудь, — а я у него! — мягким и учтивым тоном, отведя руку в сторону, поучал поэт забияку!
«Вы на пе, а я — на эм»… «Ишь какой самоуверенный».
— Надо думать, когда пишешь. Ведь речь идет о книжной полке. Там, помимо меня, есть и другие поэты.
«Почему рабочие вас не понимают?»
— Напрасно вы такого мнения о рабочих.
«Вот я лично вас не понимаю».
— Это ваша вина и беда.
«Почему вы так хвалите себя?»
— Я говорю о себе, как о производстве. Я рекламирую и продвигаю свою продукцию, как это должен делать хороший директор завода.
«Красный Крым» так отозвался о вечере:
«…Первая часть — это легкая, без претензий на глубокомыслие, без экскурсий в географию и этнографию, беседа… Беседа пересыпана смелыми сравнениями, столь напоминающими образы из стихов автора, остроумными отступлениями и шутливыми „разговорчиками“ с публикой. Занятно, легко, но и поверхностно — таково впечатление от первой части вечера. Во второй и третьей частях Маяковский читал свои стихи. …Авторское чтение таково, что многие в публике, не считающие себя горячими поклонниками его поэзии, были захвачены стихами „Юбилейное“, „Сергею Есенину“ и др.».
Оценка была относительно положительная, однако рецензент ни слова не сказал о «заграничных» стихах, составлявших основу вечера.
Евпатория, клуб «Первое мая». Открытая площадка заполнена целиком. Обладателям входных билетов некуда втиснуться. Курортники настроены шумно и весело. Маяковский в ударе.
— Евпатория — это вещь!
На следующий день он выступал в санатории «Таласса», для костнотуберкулезных.
Эстрадой служила терраса главного корпуса. Перед ней расположились больные. Лежачих вынесли на кроватях. Других вывели под руки и уложили на шезлонгах. Собрался весь медицинский персонал. Всего — человек 300.
Прохожие на набережной через решетчатый забор могли наблюдать это необыкновенное зрелище и слушать Маяковского издали.
Владимир Владимирович, выйдя на импровизированную эстраду, несколько растерялся. Долгая пауза. Потом — нарочито громко:
Читать дальше