Григорий Свирский - На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986

Потому его и разгромили быстро, упрятав в лагеря одних, выкинув за границу других.

Какие идеи были противопоставлены инакомыслию?

Андрей Амальрик точен в самом важном своем утверждении, которое, как я убедился, почему-то трудно и неохотно осознается левым движением Запада, в своей основе искренним: на стороне СССР, на стороне террора нет идеологии.

Подумать только: распространяя влияние на все части света, от Кореи до Кубы, партийная элита СССР не может выработать никакой идеологии.

Партийная элита, справедливо замечает Амальрик, захватив власть, превосходно умеет удерживать ее в своих руках, но — ради какой цели?

«По-видимому, мы уже достигли мертвой точки, — заключает Амальрик, когда понятие власти не связывается ни с доктриной, ни с личностью вождя, ни с традицией, а только с властью как таковой…»

Безыдейность режима беспокоила и сам режим. Необходимость в какой-то идейной базе и привела к упрочению идеологии великорусского шовинизма, поднятой еще Сталиным как знамя.

Идеология эта нашла отзвук и в народе: народу всегда были понятны идея силы и идея справедливости. Однако идея силы гипертрофировалась, приняла формы уродливые, чванливые; идея справедливости всегда носила в России характер своеобразный: в России нет и не было традиций уважения прав человеческой личности. «Понимание… что личность человека (сама по себе, а не только ум, образование и пр.) представляет какую-то ценность, — это дико для народного сознания», — пишет Амальрик, перекликаясь с записками Валентина Мороза почти буквально. Он объясняет причины этой вековой «дикости», — его наблюдения подтверждены и трагическими событиями в Чехословакии, воспринятыми большей частью советского народа как нечто само собой разумеющееся.

Объяснения А. Амальрика известны. Я отсылаю читателя к его книге.

Остановлюсь лишь на взглядах историка, которые привели его к выводам крайне опасным.

Режим дряхлеет, утверждает Амальрик. Это его утверждение основано, казалось бы, на верной посылке: «…всякое внутреннее дряхление соединяется с крайней внешнеполитической амбициозностью».

Однако, как легко понять, внешнеполитическая амбициозность, агрессивность, авантюризм не обязательно имеют своими истоками дряхление. Дряхлеют несменяемые вожди, что ж, придет пора, они уйдут, их места займут другие «железные шурики». Если можно говорить о дряхлении и обветшании, так только лишь марксистской идеологии, которая давно стала в России лозунговым тряпьем.

Амальрик ошибся самым роковым образом, приписав дряхлению режима «происходящий процесс увеличения степеней свободы, на котором и покоятся иллюзии гуманизации…» Просто оскорбил Амальрик режим, заподозрив, что он «стареет и уже не может подавлять все и вся с прежней силой и задором».

И судьба Солженицына, и судьба Галича, и судьбы тысяч других инакомыслящих, арестованных или высланных, как и судьба самого Амальрика, опровергают его гипотезу об отсутствии у режима полицейского задора.

Напротив, никогда полицейский корпус подавления, корпус МВД, не был так мобилен и технически оснащен, никогда еще устрашение, дезинформация общества и подавление его не были так разработаны, с применением всех достижений науки, в том числе такой науки, как психология.

Одни подавлены, разобщены, другие — продались. Стали опорой режима. «В нашей стране, — пишет Амальрик, — поскольку мы все работаем на государство, у всех психология чиновников — у писателей, состоящих членами Союза писателей, ученых, работающих в государственном институте, рабочих и колхозников в такой же степени, как у чиновников КГБ или МВД».

Обскуранты, по Амальрику, — скорее жертвы, чем палачи. Сознание их «очиновлено».

Пятнадцать лет назад Всеволод Кочетов, главный редактор журнала «Октябрь», отвергая рукопись одного писателя, прямо сказал ему, что надежды на возвращение к «ленинским идеям» — ребячьи химеры, ибо никаких идей там нет, — и он показал рукой на потолок…

Осознав это, Всеволод Кочетков так верно служил власти, лишенной идей, что даже прослыл идейным.

Плутоватые «качели» Е. Евтушенко и лениниана А. Вознесенского — та же самая открытая продажность.

Общественное мнение страны в последние годы особенно чутко ко всяким дымовым завесам, «перестройкам», раскаяниям и прочим «ужимкам и прыжкам», которые Амальрик пытается поставить в «идейный ряд». А идейность эта, как в писательской частушке: