Игорь Минутко - Рот Фронт! Тельман

- И укутал бы, да где ее купишь, - отвечал Эрнст. - А уж если говорить серьезно, то кто-то попал в самую точку, сказав: «Ревность - это злодейство в страдательной форме».

- А женщине все равно приятно, когда ее немножко, самую капельку, ревнуют.

Иногда по воскресеньям они ездили в Бахтехайде. Там собиралась вся семья Розы. Мать накрывала в палисаднике праздничный стол, и начиналось шумное, бестолковое, молодое веселье.

Однажды они сидели под навесом маленького кафе на берегу Альстера и пили терпкое сухое вино. Над зеленоватым зеркалом озера в летучих облаках косым парусом скользил месяц. От него на воде ложилась узкая прямая дорожка, словно покрытая листовой медью.

- Посмотри, - сказала Роза, - она выглядит такой настоящей и прочной... Кажется, ступи на нее - и перейдешь на другой берег.

- А мы сейчас проверим. - Эрнст поднял с земли плоский камешек, размахнулся и пустил его вдоль лунного половика. Камень долго прыгал и не тонул...

Роза смеялась.

- Ну теперь ты убедился? Она и вправду твердая! А я что говорила?

- Какой же ты еще ребенок, - Эрнст погладил ее по руке и поцеловал.

К столику подошла девочка с двумя корзинами цветов: в одной были гвоздики, в другой - розы, - Выбирай, - улыбаясь, сказал Эрнст.

- Выбираю белые гвоздики.

- Роза... - Несколько мгновений он не мог говорить от волнения. - Я предлагаю тебе руку и сердце. Будь моей женой.

- Эрнст Иоганн Тельман, я принимаю твои руку и сердце. И клянусь: я буду тебе верной женой до последнего мгновения своей жизни...

Началась первая мировая война.

Двенадцатого января 1915 года Эрнст Тельман получил мобилизационный листок, а утром четырнадцатого уже стоял на перроне гамбургского железнодорожного вокзала. Вокзал был переполнен. Среди сплошной светло-зеленой массы солдатских шинелей мелькали разноцветные женские пальто и шубки. Громкий говор, смех и плач невидимо переплетались в морозном воздухе. Стоявший наготове паровоз пускал тугие струи пара. Пар ветром относило на платформу, и здесь он смешивался с сигаретным дымом, с людским дыханием, с запахами дальней дороги, разлуки и беды - всем, чем извечно пахнут вокзалы военного времени.

- Петер, Петер, где же ты? - в отчаянии звал девичий голос.

И рядом звучала тихая, сквозь слезы, мольба:

- Пиши, сынок. Не забывай мать.

И куражился рослый молодой солдат с оловянными от хмеля глазами:

- Да мы этих лягушатников в три дня до самого ихнего Парижа... и даже за Париж загоним!

Накануне отъезда Эрнста в армию они с Розой зарегистрировали свой брак в штандесамте [12] Штандесамт (нем.) - загс. .

Держа в ладонях руку мужа, Роза прижимала ее к груди, словно младенца, и крепилась изо всех сил, чтобы не заплакать. Эрнст это видел и понимал: она хочет остаться в его памяти веселой и неунывающей. Но в ее серых глазах затаились тоска и боль. А зрачки будто собраны из прозрачных кристалликов, каждый из которых излучает тревожный свет.

В голове эшелона оркестр заиграл марш. Его фальшиво-бодрые звуки всколыхнули толпу. Над перроном раздался чей-то истерический крик:

- Не пущу-у-у! Роза коснулась губами русых усов мужа:

- Ой, кактус! - И шепнула в самое ухо: - Если бы ты знал, как я буду ждать тебя, милый мой Тедди!..

Роза оповестила партию о том, что произошло с Тельманом в гестаповском застенке. Он верил: товарищи не бездействуют. Но как невыносимо в этой камере!.. Особенно ночами.

На девятый день пребывания в штаб-квартире гестапо, 17 января 1934 года, Эрнста Тельмана привели в ту же комнату, где его «допрашивали» первый раз.

На спине и голове еще кровоточили раны, все лицо было опухшее, отечное. Постоянно сочилась кровь из десен.

На этот раз на допросе присутствовали четверо, и среди них Гиринг, в своей неизменной черной форме. Одного из гестаповцев, пожилого, полного, с одышкой, Эрнст видел впервые.

Его снова посадили на табурет у стены. И Эрнст Тельман, собрав в кулак всю свою волю, приготовился...

- Господин Тельман, - заговорил пожилой гестаповец в штатском, оперевшись спиной о подоконник. - Вы напрасно упорствуете в даче показаний. - «Надо же! - изумился Эрнст. - «Господин», да еще на «вы»...» - Если вы патриот Германии, то должны понимать: преступно раскалывать немецкую нацию сейчас, когда мы стоим на пороге великих событий, когда вашим соотечественникам предстоит с оружием в руках отстаивать свое право на мировое пространство...

«Вот оно что! - пронеслось в его сознании. - Десять дней я не имею газет. Стало быть, вы уже развернули кампанию по подготовке общественного мнения к войне. Обработка умов началась. Быстро выбран курс, ничего не скажешь. Впрочем, это было ясно с самого начала...»