Александр Лебедев - Честь - Духовная судьба и жизненная участь Ивана Дмитриевича Якушкина

Якушкин признается, что невыносимо было смотреть на пустую петербургскую жизнь, после того как перед глазами молодых офицеров прошли великие события, изменившие судьбы Европы. Наблюдения европейских форм жизни, резкий контраст с заскорузлыми российскими порядками уже тогда выработали у молодого Якушкина оппозиционные настроения. Какого рода были они, можно судить по «Плану статьи о Французской революции», относящегося как раз к 1814 году. Молодой автор настроен легитимистски — он сторонник монархии, но монархии, ограниченной конституцией. Его отношение к революции на этом этапе по меньшей мере нейтрально. Он порицает «тиранию» якобинцев и узурпацию Наполеона. Но совершенно явственно выступает его требование отменить крепостное право — «главную язву» отечества.

Обращает на себя внимание пристальное и заинтересованное внимание Якушкина к первой французской, 1791 года, конституции и сенатской конституции 1814 года. Любопытно, что как та, так и другая послужили прототипом для конституционных проектов декабристов в последующие годы.

Совершенно естественно в свете выявленных, настроений самого Якушкина и его товарищей по Семеновскому полку, что к 1815 году сложилось своеобразное сообщество — офицерская артель, которая наряду со «священной артелью» офицеров Генерального штаба, «Орденом русских рыцарей М. Ф. Орлова и М. А. Дмитриева-Мамонова» и кишиневским кружком В. Раевского послужила предварительным этапом возникновения тайных революционных обществ декабристов.

Семеновская артель объединила единомышленников. Ближайшими друзьями Якушкина стали Матвей и Сергей Муравьевы-Апостолы, С. П. Трубецкой, И. Д. Щербатов. Обсуждение политических событий, чтение иностранных газет и обмен мнениями выделяли создавшееся объединение среди традиционных дружеских собраний офицеров. Вскоре последовал царский запрет, артель прекратила свое существование. Якушкин перешел в 37-й егерский полк, которым командовал полковник М. А. Фонвизин, известный в армии за отличного офицера. Связи с друзьями не пресеклись, а, напротив, стали полнокровнее. Беседы о положении России проходили между ними, «разбирались главные язвы России, закоснелость народа, крепостное состояние, жестокое обращение с солдатами, которых служба в течение 25 лет почти была каторга; повсеместное лихоимство, грабительство и, наконец, явное неуважение к человеку вообще». Якушкин сам рассказывает в «Записках», как однажды (это случилось 9 февраля 1816 г.) на квартире у братьев Муравьевых-Апостолов собралось общество: «…Трубецкой и я, мы были у братьев Муравьевых, Матвея и Сергея; к ним приехали Александр и Никита Муравьевы с предложением учредить тайное общество…», «…целью которого стало бы составить «благо России в обширном смысле». Общество это, известное под названием «Союза спасения», вскоре пополнилось вступлением новых членов, в числе которых были адъютанты графа Витгенштейна Пестель и Бурцев. Пестелю и было поручено написать устав общества, руководствуясь прежде всего двумя положениями: чтобы все важнейшие должности военной и гражданской службы стараться заменить членами Тайного общества и если царствующий император не даст прав независимости своему народу, то ни в каком случае не присягать его наследнику, не ограничив его самодержавие». Устав оказался обременен масонской ритуалистикой и был готов к 1817 году, когда общество получает название «Общества верных и истинных сынов отечества».

1817 год занимает особое место в становлении политических взглядов молодого И. Д. Якушкина. В конце семнадцатого года царская фамилия переехала в Москву. Еще в августе сюда начала прибывать гвардия, и в числе первых батальонов был начальник штаба генерала Розена Александр Муравьев, учредитель «Союза спасения». Большинство членов Тайного общества оказалось в Москве. Обычно собирались либо у Фонвизина, либо в Хамовнических казармах у Александра Муравьева. Собрания становились все более многолюдны. Жаркие споры разгорелись в связи с возникновением так называемого «Московского заговора» — замысла о цареубийстве. Якушкин и идея цареубийства — вот тот оселок, на котором можно рассуждать о личности декабриста. Автор повести «Честь» рассматривает этот сюжет как «перекресток истории», как «перекресток судьбы Якушкина». Он глубоко прав, считая, что «личность и человека нельзя понять, не разглядев расположения и связей тех внутренних тенденций… которые и определяют координаты личности».