Юрий Папоров: Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе

— Кого еще? — насторожился писатель, однако видно было, что сравнение пришлось ему по душе.

— Хуана Карлоса Онетти, Жоао Гимарайеса, если хочешь, даже Мигеля Анхеля Астуриаса. Ты уже известный латиноамериканский писатель. Один из лучших. Просто… как тебе сказать, ни на одно из твоих уже опубликованных произведений не пал крупный выигрыш. Ты хорохоришься там, где не надо, а где надо показать себя, Габриель Гарсия Маркес становится зажатым и неуверенным в себе. Почему так получается? Возможно, потому, что у тебя не было настоящей рекламы…

Гарсия Маркес молчал, и Луис Паломарес пришел ему на выручку:

— Это все дело наживное. Мы тебе поможем! Займемся рекламой. Вот увидишь, останешься доволен. Еще как! Главное — мы в тебя верим.

— Ну что ты молчишь, Габо? Другой бы на твоем месте послал нас подальше или заявил, что садится за написание своего звездного романа. Что ты все хнычешь, будто кино тебя выхолостило и ты не знаешь, о чем писать! А между тем именно работа в кино дала тебе необходимый ресурс. Ты ни в чем не нуждаешься. А продолжаешь быть робким, страждущим, замкнутым. Ты до сих пор ведешь себя так, будто ты везде лишний. Карамба! [8] Восклицание, выражающее удивление или недовольство ( исп .). В тебе должна сработать обратная пружина. Слава Богу…

— Слава Богу, — перебил жену Паломарес, — три года назад тебе казалось — ты говорил об этом Луису, — что ты обязан оставить прозу и отдаться душой и телом седьмому искусству. Сегодня, похоже, ты прозрел. И понял, что все это чушь. Возьми себя в руки, Габо! Брось к черту кино! Садись за новый роман!

— Ты права, Кармен! И ты, Луис, дело говоришь. То же самое мне много раз повторял мой друг и собрат по кинематографу Карлос Фуэнтес. «Не забывай, Габо, — твердил он, — дерьмо, которое мы строчим с тобой для кино, годится только на то, чтобы собрать необходимые средства для сочинения романа. Не забывай — ты обязан накропать свой великий роман». И я это сделаю! Вы оба правы, Кармен Балсельс и Луис Паломарес. Как только вы покинете Мехико, я сяду за роман! Я знаю, о чем буду писать. Многое у меня уже сделано. Даю вам слово!

— Вот теперь дай я тебя поцелую! — И Кармен чмокнула писателя в небритую щеку, — Мы подпишем новый контракт?

— Завтра, седьмого июля шестьдесят пятого года, наступит поистине исторический день. Я предоставляю вам права на издание всего, что уже написано и будет сочинено за мою оставшуюся жизнь, на всех языках мира и сроком на сто пятьдесят лет!

Однако на следующий день после отлета литературных агентов писатель не смог приступить к работе, как обещал накануне. Он срочно был вызван в штат Морелия, на озеро Пацкуаро, где Артуро Рипштейн снимал фильм «Чарро».

В это же время, в первой половине июля, в Мехико на встречу с Хуаном Рульфо и Карлосом Фуэнтесом прибыл Луис Харсс. Он готовил книгу «Наши» («Los nuestros») о девяти ведущих писателях Латинской Америки: Борхесе, Астуриасе, Карпентьере, Онетти, Гимарайсе, Кортасаре, Варгасе Льосе, Рульфо и Фуэнтесе. Последний порекомендовал включить в книгу «Наши» очерк о Габриеле Гарсия Маркесе. Харсс послушался совета и отправился искать писателя к озеру Пацкуаро.

Гарсия Маркес, потрясенный тем, что молодой Рипштейн делал с его сценарием, а скорее чтобы не подвести своего мексиканского друга Фуэнтеса, впервые дал подробное интервью, где с необычайной откровенностью поведал Харссу о том, как стал писателем, каких мучений стоили ему уже опубликованные книги, и о том, что он не находит себе места, потому что не в состоянии рассказать читателю обо всем, что его переполняет. Свою роль сыграло и то обстоятельство, что Харсс застал писателя, что называется, «на месте происшествия». Харсс собственными глазами видел, что творил кинематограф с литературным сценарием Гарсия Маркеса в угоду коммерческому успеху.

Вместе с тем Гарсия Маркес во время встречи с Харссом ни словом не обмолвился о своих планах начать новый роман, который должен был называться «Сто лет одиночества». Хотя, по утверждению Дассо Сальдивара, летом 1965 года, во время встречи с Луисом Харссом, Гарсия Маркес уже принял решение о том, что его новый роман должен быть «абсолютно убедительным, что сделало бы правдоподобным разнородный мир Макондо, и что его интонация должна быть такой же невозмутимой, какая была у его бабки Транкилины Игуаран Котес, когда она рассказывала внуку фантастические истории, а его тетя Франсиска Симодосея Мехия приказывала ватаге мальчуганов развести во дворе дома в Аракатаке костер, чтобы сжечь яйцо василиска» (27, 435).