Как я узнал про смертную казнь? Смутно помню. Какими-то отрывками. И потом я не мог себе позволить, не мог спросить у дяди Роша: «Расскажите-ка мне о смертной казни». Он бы мне ответил: «Молод ты еще это знать». Конечно, когда я ходил к дяде Рошу, иногда он говорил: «Знаешь, мы тут едем в командировку». В командировку… Потом я стал просить мать объяснить мне, что это такое. В семь-восемь лет уже начинаешь все понимать. И пытаешься обдумать. Я знал, что гильотина хранилась внизу. Ну и, когда я проходил мимо, я пытался ее увидеть, я смотрел, но там было темно. Я представлял себе: гильотина… смертная казнь… Мне казалось, что это страшно. Я представлял, как кто-то кричит, вырывается… Потом, позднее, у меня возник интерес к тому, как это описано в книгах. В исторических книгах. Революция, Людовик XVI, Мария-Антуанетта и так далее, поскольку я знал, что они были гильотинированы. Я всегда интересовался историей.
Да, говоря о дяде Роше, нельзя отрицать, что я был под сильным впечатлением, когда ходил его навестить. Он часто тоже приходил навестить нас, сидел у нас целыми днями.
Господин Рош никогда не работал нигде, кроме своей должности экзекутора. Помню, он был одет в темный (или черный?) костюм, всегда с безупречно белой рубашкой и в котелке, что было редкостью даже в то время. Думаю, что в гости он одевался так же, как и на приведение приговора в исполнение. Все завсегдатаи бара знали его и почтительно приветствовали. Но никогда я не слышал, чтобы господин Рош говорил с ними о своей профессии. В то время я уже знал, чем он занимался. Он был экзекутором, но никогда вне семейного круга он не говорил о смертной казни. По крайней мере не в моем присутствии. Даже после я редко слышал, чтобы об этом говорилось. Конечно же! Я знал, что мой отец был в группе экзекуторов. В 1939, когда он вернулся с казни Зауи, Аарона Зауи… разумеется, я об этом слышал. Это было дело, вызвавшее большой шум: тройная смертная казнь! Два араба и один еврей. Это очень-очень редко!
Дядя Рош никогда не говорил о своей работе. Никогда. Ни слова. Он просто говорил моему отцу: «Знаешь, Морис, такого-то числа мы едем в командировку». И все. Никогда никто не говорил о смертной казни. Плохо или хорошо она прошла… никогда, ни слова. Даже и мой отец дома никогда об этом не говорил. Никогда-никогда. Иной раз, да, бывали отрывки разговоров с комиссарами полиции, которые запрашивали какие-то сведения, детали. Тогда уж я слушал. Но кроме этих случаев, никогда отец не говорил об этом. Никогда отец не показывал мне гильотину, когда мне было десять, одиннадцать, двенадцать лет.
В первый раз я увидел гильотину, когда мне было… четырнадцать. Это было в 1945. Я вместе с отцом пошел в тюрьму де Барберусс. Когда Рош ушел на пенсию, он переехал. Именно в то время мой отец и Берже попросили, чтобы гильотину поставили в тюремном подвале. Так что гильотину перевезли в гражданскую тюрьму. Там как раз в подвале был большой гараж. И именно там я увидел гильотину в первый раз. Но она была разобрана. И в то время наибольшее впечатление на меня произвела корзина. Самая обыкновенная корзина. Ее заменили в 1948. Корзинщик, который ее переделывал, сплел еще и маленькую корзинку для моего макета. [4] Подростком Фернан Мейссонье создал миниатюрный макет гильотины в подарок своему отцу на день рождения. См. с. 26. 64.
Да, в тот день меня поразила именно корзина. Ну и, конечно же, лезвие. Я вынул его из его футляра. В другой день, в другой раз, я заходил в тюрьму с отцом и двумя его помощниками. Они перекрасили гильотину — в винный цвет — и потом, тремя или четырьмя днями позже, ее смонтировали. Тогда она показалась мне монументальной. Она немного пугала меня. Они опробовали ее в действии и затем демонтировали. Думаю, именно начиная с того дня мне захотелось увидеть смертную казнь, хоть я и боялся немного. Когда я в первый раз увидел гильотину в тюремном гараже, я заметил, что хоть ее детали и были вымыты, от нее шел странный запах. Я этот запах, должно быть, часто чувствовал потом. Это был запах человеческой крови. Это особый запах. И несмотря на мытье, он чувствуется еще многие месяцы после приведения приговора в исполнение. Прошло больше сорока лет, но поставьте меня с завязанными глазами около гильотины, и я с уверенностью распознаю этот неповторимый запах человеческой крови.
Ну вот, о дяде Роше. Под конец он уже стал терять рассудок. Да, можно сказать, что он выжил из ума. Это было к середине сороковых годов. Казней не было уже несколько месяцев. И он сдал за эти месяцы. У него уже в голове начало мешаться. Он терял равновесие: приходилось его носить, водить в туалет, он падал навзничь… чуть ли не был прикованным к постели, просто ужас! Да, он действительно становился маразматиком. И в ходе казни 21 ноября 1944 года в Оране — местный житель был осужден за убийство и изнасилование двух девочек в Сук-эль-Арба — Рош вообще потерял голову. Это совсем дурацкая история.
Читать дальше