Юрий Герт: Семейный архив

Однако, хоть я и был вполне материально обеспечен, меня все больше тянуло в Швейцарию, где находились все вожаки революции. И я уехал в Женеву...

Там, в Швейцарии, у меня не было знакомых, я никого не знал. Я поехал в Женеву. Оказавшись на центральной улице, я обратился к молодому человеку, решив, что он россиянин:

— Не скажете ли, где здесь можно пообедать?

Я не ошибся. Он ответил мне на чистом русском языке:

— Здесь имеется эмигрантская столовая. — И объяснил, как ее найти.

Блюда в этой столовой были для всех одинаковы — первое, второе, белый хлеб. После обеда ко мне подошел один эмигрант и спросил:

— Как вам нравится наша столовая?

— Очень нравится. Сколько следует мне уплатить?

— Что вы, здесь едят без денег. Мы будем довольны, если вы будете нас посещать. У нас положено каждому — обед и ужин...

Вскоре я познакомился с некоторыми эмигрантами и узнал, что один инженер ведет кружок по изучению экономической теории Карла Маркса. Меня приняли в этот кружок. Но я не был им удовлетворен. Инженер сам плохо понимал «Капитал», не мог объяснить разницы между ценой и ценностью. Когда я говорил ему, что так нельзя изучать экономическую науку, он отвечал, что не нужно обращать внимание на всякие мелочи... Через месяц я вышел из кружка.

В это время в Женеву приехал из СПБ председатель забастовочного комитета Путиловского завода. Он был молод, лет двадцати с не-многим, и, делая доклад о восстании 1905 года в Москве, на Пресне, многое, казалось мне, прибавлял. Я с ним познакомился. Он был политически малограмотен, но умел хлестко, понятно для рабочих говорить и писать. Он был против возникновения фракций меньшевиков и большевиков, считая, что должна существовать единая социал-демократическая партия, раскол же на фракции произошел по вине руководителей, желавших захватить дирижерскую палочку. Я не был с ним согласен в этом. Я верил Ленину и Плеханову. Однако я был согласен с путиловцем: раскалывать партию на две части, считал я, не следовало. Рабочий класс еще плохо ориентировался в тонкостях внутрипартийной политики, фракционная борьба его мало интересовала. Из партийных вождей я встретился как-то раз, да и то случайно, с Плехановым. У меня скопилось множество вопросов, которые мне хотелось ему задать, и он пригласил меня зайти к нему на другой день, у него всегда находилось время для любого эмигранта... Но я постеснялся и не зашел к нему.

Пора было возвращаться в Россию. Я решил ехать в Россию через Париж, но раньше, чем побывать в Париже, мне хотелось ненадолго завернуть в Германию.

Осуществляя свой план, я приехал в Берлин, чтобы там пожить и поработать. Однако в Германии я не обнаружил для себя ничего интересного. Но, присматриваясь к рабочим, я замечал громадную разницу между бельгийскими рабочими и германскими. Немцы были здоровые, краснощекие, квартиры, в которых они жили, выглядели значительно лучше домов бельгийских рабочих: каждая квартира имела ванную, еда была вкуснее и разнообразней. Я увидел биржу труда, около нее толпились сотни людей, требовалось много рабочих. По моему ремеслу каждый день объявляли 10-15 мест, но я около трех месяцев ходил в безработных, сам не знаю почему... И вот по пути в Россию я оказался в Париже.

Париж ничем не поразил меня, он показался мне не красивее Петербурга, Но там, конечно, было немало интересного: Булонский лес, где собирались на отдых рабочие, Лувр, музей восковых фигур... Бульвары полны проституток, кокоток. Бульвары жили до утра, на первый взгляд — весело, шумно, всюду кабаре, публичные дома. Мы жили коммуной — пятеро. Приехали втроем, но двое из нас тут же нашли себе подружек, только я остался в одиночестве. Правда, я вскоре познакомился с одной русской курсисткой, она жила в гостинице. Как-то раз она вручила мне вечером толстую книгу, а сама улеглась, накрывшись платком с головой. Мне тогда не было понятно такое ее поведение. Тем более, что однажды она сказала мне:

— Если бы ты согласился прожить со мной хотя бы полгода!..

Но я собирался ехать в Россию... Мне сказали, что предполагается массовая манифестация против президента. Я решил подождать с отъездом, посмотреть, как это происходит во Франции. Рано утром я добрался до площади, на которой собирались манифестанты, но там уже толпилось множество народа, казалось, тут сошлись сотни тысяч... Часам к 10 — 11 утра начали раздаваться возгласы: «Долой! Долой!..» Я думал, этим все и кончится.