Георгий Иванов - Проза из периодических изданий. 15 писем к И.К. Мартыновскому-Опишне

И следуют монаршии резолюции: «Сообщить Дурново. Запретить возить по России. Снять с выставки».

Недолгая связь оборвалась, случайный интерес прошел. Но навсегда осталась подозрительность властей предержащих. В 1910 г. молодой историк искусства барон Н. Врангель [112] Врангель Николай Николаевич (1880–1915), художественный критик, историк искусства, самоотверженный исследователь, в то же время известный в литературных кругах и своими «непечатными» стихотворными экспромтами. Принимал самое горячее участие в издании журнала «Старые годы» и «Аполлон». Завсегдатай артистического кабаре «Бродячая собака». — самый кроткий и смирный человек на свете — в людном обществе дал пощечину академику Б., прибавив: «В вашем лице я оскорбляю всех негодяев, которые душат русского художника». Это был эпилог позорной истории с запрещением выставки «Сто лет французской живописи», истории, которая, несмотря на вопиющий произвол, проявленный по отношению к искусству, не вызвала ни в прессе, ни в обществе никакого отклика. Замечательную выставку, собиравшуюся с таким трудом, так и не разрешили открыть [113] История, о которой рассказывает Георгий Иванов, относится на самом деле к 1908 году, когда журнал «Старые годы» и некоторые коллекционеры хотели устроить выставку ранее не выставлявшихся старинных шедевров из нескольких сотен полотен кисти Леонардо да Винчи, Рембрандта, Лоррена, Тьеполо, Перуджино и других замечательных мастеров. Академик живописи Михаил Петрович Боткин (1839–1914) запретил ее открытие, сославшись на неисправность электропроводки. Барон Врангель, генеральный комиссар выставки, дал ему пощечину. В результате выставка закрылась, не успев открыться. Организаторы понесли огромные убытки, Н.Н. Врангеля ждало двухмесячное заключение в тюрьме. Следует заметить, что сам М.П. Боткин был выдающимся коллекционером, собранием которого в 1920 году пополнился Эрмитаж. Он же был и автором книги об Александре Иванове, которую мог знать Георгий Иванов. Упомянутая в статье выставка «Сто лет французской живописи (1812–1912)» прошла с большим успехом. Она была организована в 1912 г. журналом «Аполлон» и Французским институтом в Санкт-Петербурге. Барон Н.Н. Врангель не входил в состав оргкомитета выставки, но принимал в ней самое активное участие, из-за чего Иванов и мог спутать судьбу двух художественных выставок. . Побитый академик подал в суд. Общество осталось ко всему этому совершенно равнодушно. Какой-то Врангель. Какая-то выставка. Вот если бы дело шло о литературе.

Так было. Почему было именно так — долгий разговор, невозможный в газетной статье. Гораздо важнее другое: так продолжает быть.

Существует ли русская школа живописи? «Нет!» Это с открытым лицом отвечают талантливые русские люди, которые могли бы стать гордостью русского искусства, но вместо этого становятся рядовыми деятелями искусства… монпарнасского. Монпарнас — это интернационал художников, толпящийся вокруг современной французской живописи, в наши дни по преимуществу технической, условно-живописной, лишенной тех черт, которые по русскому понятию составляют суть искусства и смысл его. Черты эти: духовность и человечность.

Это исконные русские черты. «Кровь и душа, растворенные в красках» — вот что отличает русскую школу живописи от других школ, у которых они учились технике, но у которых никогда не перенимали сути. Этой собственной сутью она велика и именно ею она национальна. Особое русское ощущение мира разлито в прежней русской живописи, и это особое ощущение, драгоценное и неповторимое, соединяет ее противоречивые части в одно целое. Это еще знаем мы, собственными глазами видавшие Иванова и Врубеля, Серова и Левитана, но откуда могут об этом знать молодые художники, выросшие в эмиграции, живущие на Монпарнасе.

Они не слышат на русском языке ни слова о родном искусстве. Зато они прочно усвоили истину, что живопись это «раскрашенная поверхность», что Н. велик «коричневым тоном», а у Н.Н. замечательна «интегральная линия». По врожденной русской переимчивости они также добиваются «тона» и «линии» и раскрашивают поверхность в духе времени. Иные из них очень талантливы и «раскрашивают» очень недурно. Но меньше всего имеют значение для русской художественной культуры личные успехи некоторых из них: вне преемственности, вне связи с прошлым, вне национальности никакие шедевры не могут заткнуть дыры разрыва. Да вряд ли вне всего этого и могут создаваться шедевры.