Он оставил на берегу Лухачева с Зиганшиным, а нам с Лыковым шепнул:
— Вы их через полтора часа смените.
Оставили мы наблюдателей, а сами пошли прочь. Иду и думаю: «А где же эти полтора часа прокоротать? Здесь, на берегу, вместо деревни Хотомли одни развалины да трубы торчат. Ни одной уцелевшей хатенки. Солдаты сделали себе на месте пепелищ землянки. Но с жилплощадью у них очень туго: не разживешься.
Предприимчивый Леша Шмельков все же отыскал убежище — полуразрушенную землянку. Дверей в ней нет, раму вышибло. Продувает насквозь. Одна слава, что над головой крыша. Примостились мы кое-как на земляном полу, пригрелись, сон начал одолевать.
Через час меня разбудил Шмельков:
— Подъем, хлопец! Надо Лухачева с Ахметом сменить.
Направились мы снова к Донцу. Дождь чуточку приутих, и вокруг немного посветлело. Близилось утро. На той стороне реки уже выделялись контуры высокого лесистого берега. Оттуда испуганно, словно стремясь напомнить о себе, отстукала пулеметная очередь. Из камышей подполз к нам Борис. Смотрим: перемерз парень; зуб на зуб не попадает, губы лиловые, а глаза сияют.
— Две артбатареи засек, — прошептал он с гордостью. — Противник долго вначале манежил. Выстрелит из своей пушечки, потом молчит. Мы глаз не отрываем, наблюдаем. А дождь как из ведра. Невеселая картина. Сверху — вода и снизу — вода. Лежишь — ни гугу. И все-таки две батареи запеленговал. Вот смотрите где...
Мы укрылись мокрой плащ-палаткой. Шмельков чиркнул фонариком, и Борис жестким, не гнущимся от холода пальцем указал на карте местоположение двух засеченных им вражеских батарей.
Совсем недавно пришел к нам в разведгруппу Георгий Дмитриев. Высокий, стройный как молодой дубок. Он добровольцем, когда ему еще не было восемнадцати лет, ушел на фронт. Был зачислен в артиллерийский полк, но там не ужился и стал писать рапорт за рапортом, чтобы его перевели к нам. С бойцами роты как-то сразу сдружился. Но характерец у него свой, особый. Если что не по нем, вскипит, загорится. Не подходи. Однако через минуту уже остывает и зла не помнит. Разведчик из него будет добрый. Раза два уже ходили с ним на задание. Находчивый, инициативный.
Трудно привыкать к командирской должности. Часто забываешь, что ты уже в новом качестве. Правда, напоминают сами бойцы. Все реже слышишь при обращении прежнее «Петрович», «Николай», все чаще и чаще звучит «товарищ гвардии старший сержант».
* * *
— Готовьте группу на задание, — приказал мне на следующее утро старший лейтенант, встретившись со мной у ротной каптерки. — «Язык» сейчас нужен как воздух. По сведениям, немцы перебрасывают на наш участок фронта свежие части. Надо проникнуть в тыл и захватить пленного.
Командир роты вытащил из планшетки карту и, взяв карандаш, указал на ней заштрихованный четырехугольник — населенный пункт. Мерефа! Знакомое село. Полгода назад, февральской ночью, мы прошли отсюда в тыл к немцам. А сегодня Мерефа занята гитлеровцами.
Направляюсь к своим ребятам. Иду, а самого берет оторопь. Ведь это первая вылазка, которой буду руководить я, старший группы, командир. Не опозоримся ли? Справимся ли с задачей? А вдруг неудача? Тогда придется краснеть перед старшим лейтенантом, перед всей ротой. Пальцами будут указывать: новоиспеченный сержант сел в калошу.
Собираю солдат, рассказываю им о поставленной задаче. Повторяю слова ротного о том, что «язык» нужен как воздух» и что от «нашего поиска зависит успех наступления». Ребята меня выслушали молча и сразу же принялись протирать автоматы, заряжать патронные диски, а Лухачев как бы мимоходом заметил:
— Ну что ж, обновим командира...
Равнодушие бойцов меня крайне огорчило. Задание ответственное: поход в тыл, захват пленного. А им и горюшка мало. Выслушали задачу — и молчок. А ты, командир, мозгуй...
И вот мы на боевом задании: я, Дмитриев, Лухачев, Зиганшин, Лыков. На нас светло-зеленые маскировочные халаты. На ногах мягкие сапоги.
К вечеру мы осторожно подобрались к Артемовке, маленькому полусожженному хуторку. Есть ли тут немцы?
— Разрешите, я мигом разведаю, — обратился ко мне Жора Дмитриев. Я кивнул головой, и Жора исчез в кустах. Минут через десять он вернулся и скороговоркой доложил:
— Гитлеровцы еще вчера ушли. Половину хутора спалили.
Итак, Артемовка — «нейтральный» хутор. Входим в него. Вокруг нас столпились жители. Завязался разговор.
Подошел тощий, сгорбленный старик в поношенном суконном пиджаке. На лацкане его белел георгиевский крест. Узнав, что мы разведчики и на рассвете собираемся проникнуть в Мерефу, занятую немцами, он сказал:
Читать дальше