Борис Ресков - Усман Юсупов

Планета жила предчувствием большой войны. В небо над ней уже вздымался дым горящих испанских городов, над нею стлался ядовитый туман от взрывов фашистских бомб и снарядов. Сытые, опьяненные бескровной победой немецкие обыватели в свеженьких мундирах с паучьими знаками маршировали по притихшим улицам Вены. У маньчжурской границы копошились японские вояки; пока что только показывали выступающие веером зубы, но вот-вот готовы были укусить.

Война, война стучалась в ворота Советской страны, которой от роду было всего чуть за двадцать.

«Но то, что нашей кровью завоевано, мы никогда врагам не отдадим», — пели, грохоча подкованными ботинками по булыжнику Стрелковой улицы, розоволицые красноармейцы. Мальчишки бежали рядом со строем, силились получше разглядеть фантастический РПД — вороненое чудо с огромным черным диском на 49 патронов. (Цифру эту знали точно.)

Вместе с командующим округом, старым туркестанцем Апанасенко, Юсупов прибыл однажды в предгорный район. Там проводила учения узбекская комсомольская дивизия.

По голым каменистым склонам, поднимая пыль до небес, ползало несколько танкеток. Парни с черными от грязи лицами, согнувшись, бежали, разматывая провода полевой связи. По горбатым тропам, скрытые от глаз воображаемого противника, двигались колонны. Впереди первого полка под знаменем — начальник политотдела дивизии, секретарь ЦК комсомола республики Фатима Юлдашбаева в пилотке, в гимнастерке, перетянутой командирским ремнем с портупеей. Ступала, стараясь не морщиться от боли: надела по неопытности новые сапоги, полученные перед самым походом; натерла до крови ноги. Но шла быстро, показывая пример выносливости и упорства бойцам. К вечеру вышли на рубеж атаки, всю ночь окапывались, а на рассвете пошли в наступление. Комсомольское «ура!» прокатилось по дремлющим от века пскентским долинам и взгорьям.

На обратном пути полки остановились у развилки дорог. Здесь, под широким, словно стог, карагачем у чайханы на грузовике стояли Юсупов, Апанасенко и еще несколько товарищей — все в военном.

— Дорогие товарищи бойцы! — радостно и громко прокричал Юсупов. — Командование оценило учения комсомольской узбекском дивизии на «отлично»! — Он поднял сжатым кулак, потряс им, рассмеялся и закончил победно: — Вот видите, какие мы, а!

Уже в городе на стадионе «Спартак» состоялся митинг. Все выстроились на зеленом поле; их приветствовал Ахунбабаев; высокий комсомолец, запинаясь от волнения на каждом слове, задиристо и звонко прочитал текст телеграммы дорогому наркому обороны товарищу Климу Ворошилову: «Докладываем: комсомольская дивизия к бою готова. По первому зову партии все, как один, выступим на защиту завоеваний Октября…»

Парни и девушки долго не расходились со стадиона. Пели «Шагай вперед, комсомольское племя», «Сердце, тебе не хочется покоя…».

Юсупов подозвал Фатиму Юлдашбаеву, спросил, как самочувствие. Она ответила нарочито бодро, но, переминаясь с ноги на ногу, поморщилась.

— Ладно, — сказал Юсупов, — садись в мою машину, товарищ красный аскер. Отвезу тебя домой.

В дни мучительной боли за страну, бесконечных раздумий все об одном и том же: как же могло так случиться, что наша Красная Армия уступила фашистам Украину и Белоруссию, подпустила их к Москве? Неужто не были мы готовы к войне? — он вспоминал комсомольскую дивизию, военные учения и решительно возражал: «Нет, мы были готовы; воюют не только танки и самолеты, — пусть их сейчас у Гитлера больше; ничего, мы еще посмотрим, у кого больше станет, — а воюют люди, и побеждает тот, кто сердцем предан своим знаменам, для кого каждое слово, вышитое на этих знаменах, свято. Вот наши люди как раз такие. Мы их сделали такими. Значит, мы подготовились к воине…»

В том же 1938 году, когда в городах то и дело устраивались учебные тревоги и девушки с курсов медсестер укладывали на носилки пока еще улыбавшегося, условно пострадавшего от вражеских бомб гражданина, Юсупов собрал на совет ирригаторов.

Ирригаторы, а по-местному — мирабы и сипайчи, были в Средней Азии испокон веку искренно уважаемы. Встречая их, мусульманин кланялся мастерству, а не белой бороде, не сану, не богатству, как в иных случаях. Известно, что мирабов и сипайчи так же, как и тех поразительных знатоков, которые по признакам, только им ведомым, находят воду в пустыне, почитали едва ли не святыми, хотя допускали грешную мысль о том, не якшаются ли они с нечистой силой.

От этих людей зависела в самом прямом смысле жизнь обширнейшего края, для которого вода была и остается первым условием существования. Завоевателям, не только жестоким, но и тупым, гонимым слепым животным желанием стереть чужую страну дотла, незачем было врываться в цветущие оазисы, в шумные торговые города. Они разрушали плотины, засыпали каналы, и могучие государства никли, как весенние маки, едва их опалит зной. Так погубили кочевники и Парфию, и Согдиану, и Ниссу. Нашествие монголов в XIII веке отбросило Среднюю Азию на сотни лет назад не только потому, что в борьбе с врагами погибли многие люди. Вопя и торжествуя, снесли монголы знаменитую плотину на реке Мургаб, уничтожили ирригационные сооружения на Амударье. Они ликовали в восторге, вот уж поистине диком, когда раскрепощенные воды ринулись на прекрасную столицу хорезмшахов, легендарный Гургандж и затопили город. И сразу же пески, которые столетиями терпеливо ждали своего часа, неукротимой лавой двинулись на поля и сады. Они погребли под собой каналы и плотины, возведенные поколениями безвестных строителей. И поныне в молчании и раздумье, будто у священных могил, застывают путники, когда перед ними в пустыне вдруг откроется засыпанное русло древнего канала.