Сергей Беляков - Гумилёв сын Гумилёва

Андрей Андреевич Андреев и в самом деле был упорным, твердокаменным сталинистом. В 1953 году на июльском пленуме ЦК он, кажется, единственный из выступавших высказался против словосочетания «культ личности», которое уже вовсю использовали другие делегаты. До марта 1953-го Андреев был заместителем председателя Совета министров СССР, то есть одним из заместителей Сталина в правительстве. Но после смерти Сталина Андреев этой должности лишился, с тех пор его карьера пошла под гору. В 1953 году он станет членом президиума Верховного Совета. В сущности, это была почетная отставка.

Заметим, что недоброжелательно настроенные к ней друзья и биографы Гумилева – Лавров, Панченко, Полушин – сами не были знакомы с Ахматовой и не испытали на себе ее чары.

До сих пор жива легенда, будто Гумилев стал учеником Савицкого. По самой забавной версии, это ученичество началось в мордовских лагерях, то есть в Дубравлаге, где отбывал срок Савицкий. Но Гумилев сидел совсем в других лагерях, далеко от Мордовии, и с Петром Николаевичем встретиться не мог даже теоретически. В 1956-1968-м, в годы переписки, об ученичестве не могло быть и речи: Льву Николаевичу в 1956-м исполнилось сорок четыре года, поздновато для ученичества, да и чему мог научиться он у Савицкого?

Последний евразиец, а именно Савицкий достоин такого определения, никак не Гумилев, был человеком исключительно образованным, но подготовки востоковеда не имел. Гумилев и в самом деле позаимствует у Савицкого и его покойного друга и соратника князя Трубецкого некоторые идеи и понятия (о влиянии евразийских идей на Гумилева речь впереди), но в любом случае не собирался становиться его учеником.

Точнее, досуг и служба для Бичурина поменялись местами. Несмотря на монашеский сан, отец Иакинф не отличался набожностью и при случае пропускал обедню даже в стенах благословенного Валаамского монастыря: «Отец игумен, идите уж лучше один в церковь, я вот более семи лет не имел на себе этого греха», — будто бы говаривал он настоятелю. А ведь в монастырь его направили как раз «китайские» грехи отмаливать.

В Пекине отец Иакинф был сам себе начальником, а потому оставил дела православной миссии на попечение Господа и двенадцать лет даже не вел богослужений. Здание миссии сдал под игорный дом, сам же ходил по городу в китайской одежде и собирал древние китайские манускрипты. Бичурину удалось собрать столь обширную коллекцию рукописей и книг, что для ее перевозки в Россию пришлось нанять караван из пятнадцати верблюдов. Эти богатства предназначались для Императорской публичной библиотеки и Азиатского департамента Министерства иностранных дел.

Отец Иакинф был плохим монахом, но хорошим ученым. Именно Н.Я.Бичурин стоит у истоков отечественной синологии. Способный к языкам (до приезда в Китай он знал латынь, греческий, немецкий, французский), Иакинф выучил не только китайский, но также маньчжурский и монгольский, составил китайскорусский (многотомный) и маньчжурскорусский словари, написал первый в России учебник китайского языка.

Лауреат Демидовской премии и член-корреспондент Академии наук, хороший знакомый Пушкина и Гоголя, Бичурин печатался в «Отечественных записках», «Русском вестнике», «Москвитянине», «Телескопе», но в историю науки он вошел как исследователь и переводчик древних и средневековых китайских хроник. Составленное им трехтомное «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (тематическая подборка цитат из китайских исторических сочинений, касающихся истории народов Центральной Азии) более чем на сто лет станет важнейшим источником для всех исследователей Центральной Азии, не знавших китайского языка. И теперь трудно найти серьезную монографию о Центральной Азии и Северном Китае в Средние века, в которой не было бы ссылок на Бичурина.

В Средние века о хазарах много писали арабы, гораздо меньше – греки, совсем мало – русские. От самих хазар сохранилось только два документа, они написаны не на хазарском, а на древнееврейском. Первый – письмо хазарского малика (царя, но не кагана) Иосифа Хасдаю ибн-Шапруту, придворному врачу халифа Андалузии и дипломату, этническому еврею, который по мере сил пытался защищать права своего народа. Другой документ – письмо неизвестного хазарского иудея все тому же ибн-Шапруту. Оно оказалось в Кембриджском собрании древних рукописей, поэтому его автор и называется в исторической литературе «Кембриджским анонимом». Письма были переведены на русский, опубликованы и прокомментированы Павлом Константиновичем Коковцевым, известнейшим востоковедом-семитологом.