Сергей Беляков - Гумилёв сын Гумилёва

В конце XIX в. по рекомендации Департамента герольдии правительствующего Сената из фамилии Грумм-Гржимайло изъяли «лишнюю букву "м"». После революции 1917 года географ и путешественник Григорий Ефимович Грум-Гржимайло вернул себе букву и начал подписывать свои работы фамилией «Грумм-Гржимайло». Эту фамилию унаследовал и его сын Алексей Григорьевич. Остальные представители старинного рода оставили «Грум-Гржимайло».

В исторической литературе есть несколько версий, объясняющих Большой террор. Встречаются конспирологические, антисемитские, даже мистические. Ищут там, где не прятали. Между тем один из главных организаторов террора Вячеслав Михайлович Молотов все доходчиво объяснил: «…мы после революции рубили направо-налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться».

31 апреля Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило подготовленный наркомом внутренних дел Николаем Ивановичем Ежовым приказ НКВД СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Как пишут Н.Петров и М.Янсен, чекисты должны были «раз и навсегда покончить» с «антисоветскими элементами» и их «подлой подрывной работой против основ советского государства». В приказе говорилось о двух категориях преступников: к первой относились «наиболее враждебные элементы», этих надо было как можно быстрее арестовать и расстрелять. Остальных причисляли ко второй категории, их следовало отправить на пять – десять лет в лагеря. В областные и краевые отделы НКВД были спущены «лимиты» на аресты по первой и второй категориям, причем в ходе операции эти «лимиты» выросли, особенно по первой, «расстрельной» категории.

Но рациональный расчет обернулся непредсказуемыми, не просчитанными последствиями, которые лишили террор даже политического смысла. Много лет спустя Молотов будет настаивать: «Мы обязаны 37-му году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны». Но верил ли он собственным словам? Пятая колонна в годы Великой Отечественной была огромна, причем многие враги народа (да хоть тот же Лев Гумилев) сражались против немцев, а, казалось бы, благонадежные, проверенные люди подняли оружие против СССР. Я уж не вспоминаю о повальном дезертирстве первых месяцев войны.

Есть такое понятие – «сталинский нарком». Так обычно называют не всякого наркома или министра тридцатых-пятидесятых годов, а только людей особого социально-психологического типа. Характерна для такого начальника необыкновенная работоспособность, жестокость, воля железная, природный ум, который позволял восполнить недостаток образования. Такими были Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович, Вячеслав Малышев, Семен Тимошенко, Дмитрий Устинов и еще несколько человек. Последний настоящий «сталинский нарком», Николай Байбаков, умер в 2008 году, окруженный почетом и всеобщим уважением.

Авраамий Павлович станет министром и заместителем Председателя Совета министров уже после смерти Сталина, но его характер и стиль руководства лучше всего соответствовали этому идеалу «сталинского наркома».

«Зверь был отменный», — напишет о нем Солженицын, впрочем, детально не знавший биографии Завенягина. Зверь – пожалуй, но не злодей, не садист вроде Ежова, Фриновского или Гаранина, а талантливый организатор, хозяйственник. В марте 1941-го Завенягин уйдет на повышение, станет первым заместителем Берии, а с 1943-го под руководством Берии начнет курировать советский атомный проект. Он будет руководить поиском урановой руды, вербовкой немецких ученых-ядерщиков, строительством Арзамаса-16, Семипалатинского полигона, Обнинской АЭС (первой АЭС в мире), испытаниями ядерной бомбы и, по одной из версий, умрет от хронической лучевой болезни. Прах его замуруют в Кремлевской стене.

На блатном жаргоне у слова «чума» несколько значений: «кокаин», «проститутка» или «опустившаяся воровка» и, наконец, «неуравновешенный человек, готовый к совершению неожиданных поступков».

В 1966 году Быстролетов предложил свое «творческое наследие» – 5000 машинописных листов – на хранение в Государственную библиотеку имени Ленина, но сотрудники Ленинки, просмотрев рукописи, вернули их автору. Впрочем, Быстролетову вскоре удалось пристроить их в Отдел рукописей Публичной библиотеки. Рукописи у Быстролетова принял тот самый А.С.Мыльников, что так помог Пуниным в тяжбе за ахматовское наследство.