Так назывался в Риме управляющий имением.
Разумеется, нашего героя.
Пусть читателя не удивляет экспансивно-страстная нежность римских писем. Мы должны помнить, что писали их южане, гораздо более горячий народ, чем мы. Катулл пылко любил своих друзей. Узнав, что один из них вернулся с чужбины, он восклицает:
Мой Вераний, мой друг!..
Ты под кровлю родную возвратился…
Возвратился! О радостные вести!
Я увижу тебя, рассказ услышу…
……………………………………. И шею
Обниму, и глаза твои, и губы поцелую .
Катулл относился к друзьям, как Пушкин. Но Пушкин не стал бы говорить, что покроет поцелуями Вяземского или Жуковского.
Цицерон, например, передает, что один рассеянный оратор начисто забыл все, что должен был сказать, и в смущении молчал. У него в руках не было даже набросков, как у наших современников, поэтому он не мог произнести ни слова (Brut., 217).
Так назвал их Аристофан.
Это отношение перешло в Европу. Известно, что до недавнего времени актеров презирали. Даже Мольера, величайшего драматурга Франции, запретили хоронить на освященной земле, так как он сам играл в своих пьесах.
Этот Росций тезка, но не родственник Росцию Америнскому, одному из первых клиентов Цицерона.
У алтаря находили приют все несчастные, все преступники — у алтаря человек был неприкосновенен.
Игры — публичные зрелища, устраиваемые для народа обыкновенно магистратом. Были сценические игры, цирковые игры, гладиаторские игры.
Это первое известное дело Цицерона. Вел его он на несколько месяцев раньше защиты Росция Америнского.
Дошла только речь в защиту Росция, о которой мы говорили ранее.
Во всех случаях, когда Цицерон говорит «судья» или «судьи», он подразумевает только присяжных. Этот термин я везде в его речах оставляю. Но сама часто называю их более привычным для нас словом присяжные.
Это сказано было по-гречески и звучало аллитеративно — amusos, anaphroditos, aprosdionisos. Последний эпитет, — чуждый Дионису, — означает презрение не к вину, а к сцене, покровителем которой издревле считался бог Дионис.
В исключительной степени (фр.).
Профессиональной зависти (фр.).
Цицерон, как помнит читатель, был квестором в Лилибее.
Этот рассказ иногда приводят как иллюстрацию великого самомнения Цицерона — он, видите ли, воображал, что весь Рим следит за ним с восторгом! При этом все забывают, что анекдот этот мы знаем не от врагов оратора, не от завистников и насмешников, а от него самого. Показывает он, на мой взгляд, другое: замечательное умение Цицерона посмеяться над собой.
Веррес был грузен и жирен. Он не ездил верхом — очевидно, не мог взгромоздиться на коня; он не смог забраться по крутому холму — вероятно, из-за одышки (см. ниже). Именно поэтому и в Риме, и в Сицилии еще до Цицерона «Боров», «Свинья» были его обычными прозвищами.
Я должна напомнить, что дело происходило до введения юлианского календаря. Обычный, так называемый простой год состоял в Древнем Риме из 355 дней. Все месяцы, кроме февраля, марта, мая, июля и октября, имели по 29 дней. Февраль насчитывал 28 дней, все остальные месяцы — по 31 дню. Когда год начинал сильно отставать от календарного и все времена года мешались, вставляли лишний месяц. Но в этих вставках не было ни системы, ни последовательности.
Далее, два месяца носили тогда другое название — июль именовался квинтилис, а август — секстилис. Им впоследствии дали имена в честь двух первых императоров — Юлия Цезаря и Августа.
Чисел в римском месяце было только три — первое число называлось календы (отсюда календарь), 5-е или 7-е (для месяцев из 31 дня) называлось ноны , а 13-е или 15-е (для месяцев из 31 дня) — иды. Отсчет велся путем вычитания, причем считался и обозначаемый день, и день, от которого велся отсчет. Таким образом, 2 января обозначалось как «четвертый день до январских нот , а 2 марта — « шестой день до мартовских нон».
Все это необходимо помнить, чтобы уяснить себе хронологию этого дела.
Те лица, которые получили гражданство благодаря Сулле, получали его ргаепотеп и потеп , то есть личное и родовое имя. Иными словами, все они становились Корнелиями.
Читать дальше