Марк Цицерон - Речи

Осенью 81 г. богатый римский гражданин Секст Росций, живший в муниципии Америи, сторонник Суллы и нобилитета, связанный дружескими отношениями со знатью, был убит в Риме на улице. Его родственники, жившие в Америи, Тит Росций Капитон и Тит Росций Магн вступили в соглашение с любимцем Суллы, влиятельным вольноотпущенником Хрисогоном, и убитый был задним числом внесен в проскрипционные списки, хотя они были закрыты 1 июня 81 г. (см. прим. 28 28 Речь идет о проскрипционных списках. Термин «проскрипция» означает опись имущества, объявление о продаже. После диктатуры Суллы он получил значение расправы без суда. В 82 г., после своей победы над марианцами, Сулла выпустил эдикт с приказом убивать всякого, кто выступил против него после соглашения о мире, заключенного им с консулом 83 г. Луцием Корнелием Сципионом. В дальнейшем на основании закона, проведенного интеррексом Луцием Валерием Флакком, была установлена диктатура Суллы; после этого был издан закон о проскрипции, который предусматривал смертную казнь для врагов, внесенных в списки (убить такого человека мог первый встречный); конфискацию имущества как их, так и врагов, павших в бою против Суллы; смертную казнь для тех, кто помогал проскриптам; награду за убийство проскрипта; запрещение сыновьям и внукам проскриптов занимать магистратуры. Как последний срок для убийств и конфискации имущества было установлено 1 июня 81 г. Цицерон, очевидно, имеет в виду списки, составленные на основании закона о проскрипции. В 63 г. Цицерон произнес речь о сыновьях проскриптов (до нас не дошла). См. речь 7 § 10; письма Att., II, 1, 3 (XXVII); IX, 10, 6 (CCCLXIV); 11, 3 (CCCLXVI); Плутарх, Сулла 31, 1 сл. ). Его имущество было конфисковано и продано с аукциона, причем Хрисогону достались десять его имений, а Капитону — три. На жизнь Секста Росция-сына были совершены покушения, но неудачно, и он укрылся в Риме, в доме у Цецилии, родственницы диктатора Суллы. Чтобы устранить сына убитого, его обвинили в отцеубийстве; обвинителем выступил некий Гай Эруций. Секст Росций предстал перед постоянным судом по делам об убийствах, председателем которого был претор Марк Фанний; в случае осуждения ему грозила так называемая «казнь в мешке» (см. прим. 36 36 По старинному обычаю, после вынесения обвинительного приговора отцеубийце надевали на голову волчью шкуру, на ноги деревянные башмаки и отводили его в тюрьму, где он ждал, пока будет изготовлен кожаный мешок, в который его, после наказания розгами, зашивали вместе с петухом, собакой, обезьяной и змеей и топили в реке или в море. Это так называемая poena cullei . Насчет значения, какое придавалось присутствию этих животных в мешке, мнения расходятся. ). Обвиняемый встретил сочувствие и поддержку у многих представителей нобилитета, но единственным человеком, согласившимся защищать его в суде, был Цицерон, которому тогда шел 27-й год. Суд оправдал Секста Росция. Это было первое выступление Цицерона в уголовном суде.

См. Цицерон, «Брут», § 312; «Оратор» § 107; «Об обязанностях», II, § 51; Авл Геллий, «Аттические ночи», XV, XXVIII, 3: Плутарх, «Цицерон», 3, 2.

(I, 1) Вы, конечно, удивляетесь, судьи, почему в то время, когда столько выдающихся ораторов и знатнейших людей сидит спокойно, поднялся именно я, хотя ни по летам своим, ни по дарованию, ни по влиянию я не могу выдержать сравнения с этими вот, сидящими здесь людьми. Все те, кто, как видите, находится здесь [1] Имеются в виду так называемые «заступники» (advocati) — уважаемые граждане, присутствовавшие на суде. Они, не выступая с речами, оказывали подсудимому (или одной из сторон) моральную поддержку. Заступники сидели на одних скамьях с лицом, которое они поддерживали. , полагают, что в этом судебном деле надо дать отпор несправедливости, порожденной неслыханным злодейством, но сами они дать отпор, ввиду неблагоприятных обстоятельств нашего времени [2] Речь произнесена во время диктатуры Суллы. , не решаются. Вот почему они, повинуясь чувству долга [3] Как люди, связанные узами гостеприимства. Отношения гостеприимства существовали как между отдельными лицами, так и между родами; в последнем случае они передавались от поколения к поколению. , здесь присутствуют, а, избегая опасности, молчат. (2) Что же следует из этого? Что я — всех смелее? Ничуть. Или что я в такой степени превосхожу других своим сознанием долга? Даже эта слава не настолько прельщает меня, чтобы я хотел отнять ее у других.