Марк Цицерон: Речи

(XII, 33) Самым необузданным человеком из тех, какие за последнее время были в нашем государстве, был Гай Фимбрия [37] Гай Флавий Фимбрия, сторонник Мария, был в 86 г. легатом консула Луция Валерия Флакка, посланного марианцами для военных действий против Митридата VI. Фимбрия возмутил войско против Флакка, который был убит. В 84 г. войско Фимбрия перешло на сторону Суллы, Фимбрия бежал в Пергам, где покончил с собой. , совершенно обезумевший человек, в чем не сомневается никто, кроме тех, кто и сам безумствует. По его проискам во время похорон Гая Мария был ранен Квинт Сцевола [38] Квинт Муций Сцевола, известный юрист и оратор, один из учителей Цицерона, был наместником в провинции Азии в 99 г., верховным понтификом, консулом в 95 г. Это событие произошло в январе 86 г. В 82 г. Сцевола был убит марианцами. , благороднейший и наиболее выдающийся муж среди наших граждан; о его заслугах здесь не место много говорить; впрочем, о них нельзя сказать больше, чем помнит сам римский народ; узнав, что Сцевола, возможно, останется в живых, Фимбрия вызвал его в суд [39] Речь идет о суде народа, т. е. центуриатских комиций, которые могли приговорить к смертной казни, или о суде трибутских комиций, налагавших денежный штраф. После учреждения постоянных судов (quaestiones perpetuae, в 149 г.) суд народа назначался только по поводу преступления, для которого не было соответствующего постоянного суда, особенно при обвинении в государственной измене (perduellio). См. речь 8. Обвинитель должен был, по предъявлении им обвинения (accusatio), к определенному сроку вызвать обвиненного им римского гражданина в комиций (diem dicere), затем дважды назначить ему срок явки на народную сходку и обвинять его перед ней и только в четвертый раз обвинять его перед комициями, которые и выносили приговор. . Когда Фимбрию спрашивали, в чем именно будет он обвинять того, кого даже восхвалить в меру его заслуг не возможно, этот неистовый человек, говорят, ответил: «В том, что он не принял удара меча по самую рукоять» [40] В подлиннике «recipere telum» . Поверженному гладиатору зрители иногда кричали: recipe ferrum (или telum) — прими последний удар. Ср. речь 18, § 80. . Римский народ не видел зрелища более возмутительного, чем смерть этого человека, которая была столь важным событием, что смогла поразить и погубить всех граждан; ведь именно теми, кого он хотел спасти путем примирения, он и был убит. (34) Не напоминает ли наше дело всего того, что говорил и совершал Фимбрия? Вы обвиняете Секста Росция? Почему же? Потому, что он выскользнул из ваших рук; потому, что не дал убить себя. Преступление Фимбрии, коль скоро оно было совершено над Сцеволой, вызывает большее негодование; но разве можно примириться и с данным преступлением потому, что его совершает Хрисогон? Ибо — во имя бессмертных богов! — зачем в этом судебном деле нужна защита? Имеется ли какая-нибудь статья обвинения, для опровержения которой от защитника потребовалось бы дарование или от оратора — красноречие? Позвольте, судьи, развернуть перед вами все дело и рассмотреть его, показав его вам воочию. Таким образом вам легче будет понять, что именно составляет суть всего судебного дела, о чем придется говорить мне и чего следует держаться вам.

(XIII, 35) Насколько я могу судить, Сексту Росцию ныне угрожают три обстоятельства: обвинение, предъявленное ему его противниками, их дерзость и их могущество. Выдумать преступление взялся обвинитель Эруций; роль отважных негодяев потребовали для себя Росции; Хрисогон же (тот, кто наиболее могуществен) пускает в ход свое влияние. Обо всем этом мне, как я понимаю, и надо говорить. (36) Но как? Не обо всем одинаковым образом: рассмотреть первое обстоятельство — мой долг, разобрать два другие римский народ поручил вам. Мне лично надо опровергнуть обвинение, вы же должны дать отпор дерзости и при первой же возможности искоренить и уничтожить губительное и нестерпимое могущество подобных людей.

(37) Секста Росция обвиняют в отцеубийстве. О, бессмертные боги! Ужасное, нечестивейшее преступление, равное всем другим злодеяниям, вместе взятым! И в самом деле, если дети, по прекрасному выражению мудрецов, часто нарушают свой долг перед родителями уже одним выражением лица, то какая казнь будет достаточным возмездием тому, кто лишил жизни своего отца, за которого, в случае необходимости, законы божеские и человеческие велят умереть? (38) Обвиняя кого-либо в этом столь тяжком, столь ужасном, столь исключительном злодеянии, совершаемом так редко, что в случаях, когда о нем слыхали, его считали подобным зловещему предзнаменованию, какие же улики, Гай Эруций, по-твоему, должен представить обвинитель? Не правда ли, он должен доказать исключительную преступную дерзость обвиняемого, дикость его нравов и свирепость характера, его порочный и позорный образ жизни, его полную безнравственность и испорченность, влекущие его к гибели? Между тем ты — хотя бы ради того, чтобы бросить упрек Сексту Росцию, — не упомянул ни о чем подобном.