Дмитрий Зимин - От 2 до 72 Книжка с картинками

От времен студенчества и многих-многих лет работы в РТИ (тогда – сверхсекретный п/я Г-4097; бланк «Радиотехнический институт АН СССР» использовался только для справок в домоуправление и детский сад) остались фото, не имеющие отношения ни к учебе, ни к работе.

Покажу некоторые.

Середина 50-х годов. Младшие курсы Радиотехнического факультета МАИ. Студенческие каникулы. Путешествие на озеро Селигер на велосипедах.

Карт, считай, тогда не было, путь корректировали опросом местных жителей. Значительная часть дороги от Торжка до Осташкова практически отсутствовала. Начиная, кажется, от Кувшинова через болота шла гать из бревен и бревнышек.

Эта «дорога» была настелена в годы недавней войны саперами, а сейчас – местами ушла в болото и была хоть как-то проходима лишь в сухую погоду. Часть этой дороги преодолели на грузовике, скорость которого по трещащей гати не слишком превышала скорость пешехода.

Вокруг – болота, редкие нищие деревни.

В Осташкове местные жители знали, что на острове напротив живут (или недавно жили, сейчас уже не помню) «секретные немцы-ученые». Сейчас этот эпизод использования пленных немцев-специалистов, создававших ФАУ–2, упомянут в публикациях, посвященных деятельности КБ-1 по разработке системы ПВО Москвы.

На этом снимке первым стоит высокий парень с велосипедом. Это Боря Золотаревсий (от слова «золотарь», а не «золото», как он сам нас учил писать его пролетарскую фамилию), представитель не такой уж малой прослойки студентов – демобилизованных военных, в том числе и фронтовиков. Все они были заметно старше нас, школьников. Все были членами партии.

Вот, нашелся единственный снимок тех лет, сделанный не в походах, а показывающий Борю с орденскими планками в лаборатории.

Боря запомнился нам как чудесный, добрый парень. Его успехи в учебе выделялись на фоне довольно посредственной успеваемости основной массы недавних военных. Мы были дружны все годы учебы.

После окончания института наши дороги быстро разошлись, и мы не виделись много лет. И вдруг, где-то в конце 80-х – начале 90-х он позвонил мне и Гелию Земцову и пригласил зайти к нему домой попрощаться: он эмигрирует в Израиль.

На столе была бутылка водки, черный хлеб и, кажется, лук.

О причинах отъезда он не говорил, а мы не спрашивали. Где он сейчас, что он сейчас – нам не ведомо.

В Осташкове мы достали две лодки и несколько дней путешествовали по озеру.

Были на месте, откуда начинается Волга. Этому отвратительному по качеству снимку 50 лет.

С тех пор я на озере Селигер почему-то больше не бывал. Но все еще собираюсь. Могут ли там быть пяти- или, на худой конец, четырехзвездные отели?

Следующее лето (наверное, это год 1954-й, второй курс). Почти двухмесячный поход на шлюпке – шестивесельном яле – по маршруту: Москва (Химки) – канал – Рыбинское водохранилище – вниз по Волге до Горького – вверх по Оке – Москва-река (мимо Кремля!) – Химки.

Снимков почему-то осталось мало.

Сердцем похода был лодочный моторчик ЛМР-6, который мы в последний момент достали в комитете ДОСААФ МАИ. Формально наш поход назывался «комсомольско-молодежный весельный агитпоход». Сперва мы действительно предполагали пройти маршрут на веслах, что было полным сумасшествием.

Описания этого шестисильного мотора я ни тогда, ни потом найти не мог. По-видимому, он был изготовлен не слишком крупной партией для армии. Головку цилиндра украшала красная звезда. Цилиндр, доработанный для водяного охлаждения, был от распространенного мотоцикла ИЖ-350, что оказалось сущим спасением при бесконечных ремонтах, включая замену колец, сальников и подшипников. Зажигание – от магнето. С ним тоже забот хватало. Приходится только удивляться, как эта пукалка смогла выдержать такой маршрут. Одна деталь запомнилась. Этот маленький моторчик и большой морской шестивесельный ял не очень соответствовали друг другу: высокий транец лодки и короткая дейдвудная нога мотора не позволяли в статике винту и трубке охлаждения дотягиваться до воды. Поэтому процесс запуска двигателя проходил следующим образом: перед запуском подавалась команда: «Все назад». Когда все семь человек толпились на корме, она, естественно, опускалась, и винт оказывался в воде. Если мотор запускался (что обычно было далеко не сразу) и лодка набирала какую-то скорость, то в этом режиме нос лодки задирался, а корма опускалась настолько, что команда могла рассредоточиться по всей лодке. Так и путешествовали.