Родион Нахапетов - Влюбленный

Военный аэродром! От Страха подкосились ноги, но я быстро взяла Себя в руки.

Красиво уложила волосы, повязала бант. Букет должен был произвести мирное впечатление. Как же, ищу любовника, летчика!

Слегка разболтанной походкой направилась прямо к немцам. Те с недоумением уставились на меня, некоторые пошли навстречу. Я начала первой:

— Добрый день! Где мой Фриц?

Немцы засмеялись:

— Фриц? Какой Фриц?

— Мой муж, летчик Фриц.

— Муж? Го — го — го!.. — хохотали немцы.

— Чо гогочете? — обиделась я. — Фриц ушел на аэродром. Я пришла к нему на свидание.

Огромный детина с горбатым носом хлопнул себя по груди и со смехом сказал:

— Я Фриц!

— Нет, мой лучше, моложе!

Один из офицеров строго отрезал:

— Здесь нет свиданий. Здесь запрещено ходить. Пойдем в штаб, Там расскажешь про Фрица.

Я небрежно отмахнулась:

— Сам иди. Мне Фриц нужен, а не штаб.

Немцы смеялись. Я дала каждому по цветочку. Одни говорили:

— Приходи завтра. Приведем тебе Фрица.

Другие:

— Чем мы хуже? Иди к нам, девушка!

— У меня мама злая, но, если отпустит, приду!

Ушла.

…За одиннадцать часов непрерывной ходьбы осилила километров пятьдесят.

Степь! Широкая, раздольная степь! Куда ни глянь — безлюдье, тишина, покой. Хочется пить, жарко. Болят ноги. Прошла мимо поля цветущих подсолнухов и натолкнулась на свежую могилу рядом с дорогой. Вдали от поселений мог быть похоронен лишь партизан, значит, партизаны где‑то здесь, недалеко. На холмике лежали чуть подвядшие цветы. Я нарвала полевых цветов и поклялась неизвестному герою, что задание выполню. Коснулась рукой еще не высохших комочков земли, устлала могилку цветами и пошла дальше.

Наступал теплый летний вечер, застрекотали кузнечики.

Вошла в новое село.

Во дворе молодая женщина мыла ведра. Я попросилась переночевать.

Большие сенцы в том доме. Справа была дверь в кухню, где стояло корыто с кислым молоком. В дверях, с кружками в руках, стояли две девочки, поджидали маму. Только сейчас я разглядела приветливую хозяйку. Она была рыжая, почти что красная, как медный чайник. Она почему‑то все время улыбалась, и это насторожило меня. Она налила девочкам парного молока и мне предложила.

— А можно кислого? — ПОПРОСИЛА я.

Рыжая зачерпнула из корыта полную кружку и протянула мне. Я выпила. Рыжая улыбнулась:

— Еще? Пейте, пейте, молока много.

— Хорошо, — сказала я, мучаясь страшной жаждой. И выпила вторую КРУЖКУ.

Женщина рассказала о себе. Муж на фронте. Писем нет. Может, и убит. Надоели немцы, но особенно полицаи. Их в селе много. Развелись как саранча.

Я облизнула пересохшие губы и невольно взглянула на корыто с кислым молоком. Не спрашивая, рыжая набрала третью кружку. Я ВЫПИЛА.

— Не беременная ли? На кисленькое тянет? Я знаю. Может, по- матросил кто да бросил, а? — Рыжая ощупала взглядом мой живот. — Да, такая наша женская доля, — вздохнула она.

Я тоже вздохнула:

— Как вам сказать… Жила с одним немцем, звали его Вилли. Уехал на фронт. Вот и жду. Обещал вернуться…

Ну да! Вернется, как же. Им верить нельзя. Убийцы! — в сердцах произнесла рыжая. Не соглашаясь с ней, я пожала плечами и замолчала. Яверила моему Вилли и буду верить всегда!

Хозяйка постелила мне в большой комнате, рядом со столом, на Котором стояла швейная машинка.

Не Помню, как уснула. И сколько Спала — не помню. проснулась среди Ночи от Ритмичного поскрипывания кровати в другом конце комнаты и любовного шепота. спустя какое‑то время страсти улеглись.

Я Слышала, как хозяйка спустила ноги с кровати и направилась ко мне проверить, крепко ли сплю. Я Закрыла глаза, притворяясь спящей. она постояла немного надо мной, потом вернулась назад.

— Спит. Ее и пушкой не разбудишь, — услышала я. Кровать под Нею скрипнула.

— Кто Такая? — Послышался прокуренный мужской голос.

— Да напросилась какая‑то. Молодая, но, видно, шустрая. Издалека топает, а держится так, как будто дорогу перешла. с ног валится. Ты Знаешь, сколько она кислого молока выпила?

— Ну?

— Литра два, не меньше. Говорит, беременная от немца.

— Точно тебе говорю, партизанка. Вот зараза! Задержи ее подольше.

Дальше они поговорили об облавах на партизан, о засадах. Мужчина был полицай. Уходить ночью — значило выдать себя с головой, поэтому я дождалась утра и, как только хозяйка пошла доить корову, шмыгнула в дверь.

Рыжая вскочила с табуретки:

— Куда ж вы так рано? Я корову подою, позавтракаем. Подождите. Подождите!