Юрий Модин - Судьбы разведчиков. Мои кембриджские друзья

Служебное положение Проктора давало ему доступ не только к секретным документам, но и к устной секретной информации, которую англичане из соображений элементарной осторожности не доверяли бумаге. Все написанное оставляет след. Нацарапаешь несколько слов на бумаге — и утечка информации произошла. У документов своя жизнь и свое будущее, которое никому неподвластно. В некоторых сверхсекретных учреждениях писать вообще не разрешается, чтобы не подвергать себя колоссальному риску. Единственный способ его избежать — передавать информацию устно. Это практикуется во всех странах мира. Политические деятели и функционеры встречаются, обсуждают свои дела, принимают решения, но записей никаких не делают и протоколов не ведут. Деннис Проктор, как уже было сказано, имел доступ к такому материалу и, сам этого не подозревая, передал его нам через Гая Бёрджесса. Вот пример, когда ценность агента определяется не только доступом к секретным документам, но и возможностью получать устную информацию.

Это не однажды доказал Гай Бёрджесс.

Бёрджесс был особенно хорош в установлении необходимых контактов с людьми из разных социальных слоев. Шли годы, а его главная ценность как агента КГБ переключилась с умения вербовать первоклассных агентов на сбор информации, не возбуждая у своего источника ни малейшего подозрения. Бёрджесс был в дружеских отношениях с уборщицами, таксистами, министерскими курьерами, швейцарами, аристократами, академиками, чиновниками и политическими деятелями, но никто из них не был его агентом, что вовсе и не требовалось.

Подобно Бёрджессу Энтони Блант по-своему активно «воевал». Вскоре по возвращении из Бельгии Виктор Ротшильд познакомил его с Гаем Лидделлом, заместителем руководителя английской контрразведки. Все первоначальные сомнения в отношении благонадежности Бланта, должно быть, рассеялись, потому что Лидделл предложил ему место в МИ-5. Когда он устроился туда, часть задания, поставленного перед ним «Генри» (Анатолием Горским), была выполнена.

Блант быстро завоевал благорасположение своего начальства, а главное — Гая Лидлелла, который стал его близким другом. Лидделл был важной фигурой среди сотрудников английской контрразведки; он любил свою работу и выполнял ее ловко и тонко. Блант ему тоже очень нравился, так нравился, что он готов был рассказывать ему о таких вещах, о которых в нормальной обстановке побоишься рассказать собственной жене. «Ян» (наше кодовое имя Бланта) был также в прекрасных отношениях с Диком Уайтом, будущим шефом английской разведки (СИС). Они часто виделись, обедали вместе в столовой и разговаривали о самых разных вещах. Блант не упускал ни единой возможности поговорить с Уайтом. Оба сгорали от страсти к искусству; Уайт был человеком развитым, и его интересовали те же предметы, что и Бланта, особенно архитектура, литература и главное — картины. Они без устали говорили о них. Их встречи давали им отдохновение от напряженной разведывательной работы военного времени. И Уайт радовался случаю передохнуть в разговоре о любимых вещах со своим подчиненным. Как и Лидделл, Уайт естественно и непринужденно делился с Блантом сокровенными мыслями.

Когда прошло много лет, и он узнал, что Блант — советский агент, Дик Уайт сильно расстроился. Ему стало горестно, что Блант «предал их дружбу». А он в самом деле очень ему доверял, рассказывал такие детали, которые, если их взять каждую в отдельности, могли показаться безобидными, но, сопоставленные с другими, имели жизненно важный характер.

В ходе своих задушевных бесед с Энтони Блантом Гай Лидделл и Дик Уайт настолько забывались, что я даже сильно насторожился: судя по документам, которые ко мне приходили, можно было заподозрить, что англичане умышленно подкармливают нас фальшивками. Блант узнал очень многое из того, что молодому сотруднику контрразведки знать не полагалось. Поэтому мне все больше и больше казалось — не водят ли нас за нос. Но факты скоро доказали, что я ошибался.

Через Бланта советское посольство в Лондоне заранее оповещалось о любых акциях, которые замышляла против нас английская контрразведка. Мы знали, какими работниками нашего посольства она интересовалась и когда и как она будет делать к ним свои подходы. Нам стали известны имена всех тех, кого, по мнению англичан, можно было склонить к измене.

Мы также во всех подробностях были осведомлены о предпринимаемых английской контрразведкой действиях против их компартии. Мы знали, где они устанавливают свои «жучки», имена их провокаторов, кто у них работает агентами и какие сведения они для контрразведки собирают. Однажды мы получили даже подробные данные о готовящихся операциях англичан против датской компартии. И всю эту важную информацию давал Блант. Возможно, она и не содержала государственных тайн или проблем глобальной стратегии, но все равно делала наше положение в Лондоне очень устойчивым.