Павел Назаренко - В гостях у Сталина. 14 лет в советских концлагерях

Русский богоносец москвич, когда-то зевая и рот свой крестил, чтобы через открытый рот не вошел в его нутро диавол. А теперь сам стал антихристом-безбожником и с большим усердием сбрасывал кресты с церквей, а священников тянул на виселицу.

Против нашего эшелона стояло несколько воинских поездов. За нашим поездом, как потом мы выяснили, следовал второй, такой же большой состав с женщинами и детьми, которых также предательски передали англичане в кровавые лапы советских коммунистических владык. Наши составы поставили один за другим.

Офицеры сов. армии воинского поезда, согретые водкой, когда узнали, что в соседних вагонах везут «свежее пополнение» для сибирских лагерей, подняли бунт и требовали освободить, заявляя, что это их братья и сестры. После крупных разговоров с конвоирами все улеглось, ибо наши «телохранители» взялись за оружие и приготовились по офицерам открыть огонь, если последние попытаются приблизиться к нашим составам. Офицеры не стали настаивать на своем и разошлись по своим вагонам.

Наши вагоны спешно были закрыты и замкнуты, и после сигнала состав наш с «добром» — добычей Сталина двинулся со станции.

Еще будучи в советском «Раю» я смотрел фильм, который был озаглавлен «Поезд идет на восток». Вот и наш поезд тоже пошел на восток, но только в иных условиях, и с иными пассажирами, и без любовных приключений.

Начиная почти от самой Москвы, степи кончились, а начали все чаще и чаще появляться березовые и хвойные пролески и леса. Машинисты наших поездов, от самой Москвы, решили показать свое искусство в быстрой езде. Наверно в Москве хорошо подпили водочки а, потому решили своих пассажиров прокатить «с ветерком», как когда-то любили говорить извозчики, а может быть им вздумалось как можно скорее и дальше отправить врагов революции от «гнилого», как довольно часто говорили советчики. «Нажали на все педали», т. е. дали максимум пару в золотники и полный ход вперед.

Вагоны с грохотом неслись за паровозами, прыгали по рельсам, не успевая колесами следовать за вожаками и без крыльев на короткие мгновения, как нам казалось, отрывались от рельс в воздух и, с бешенством бросаясь из одной стороны в другую, угрожая нам катастрофой, т. е. с налета могли разбиться о придорожные каменные выступы, чтобы образовать кучку щепок и человеческого мяса с костями.

Сосновые леса с грустью смотрели на поезд, который бешено мчался, качая своими верхушками. Придорожные кусты тянулись, влачимые воздухом, вслед ураганно несущемуся поезду. Как будто бы одним рывком нас перебросило на сотни верст, и уже ночью услыхали грохот и стон моста через «матушку» Волгу.

Под тяжестью нашего поезда, Волга с поволжскими полями и лесами далеко оставалась позади, а перед нами раскинулись просторы Уральского предгорья. Горы Урала, покрытые лесами, незаметно расступились и пропустили непрошеных гостей. Поезд, извиваясь змейкой, быстро скользит и старается, как можно скорее, выбраться на просторы, которые уже в скорости начали показываться издалека.

Горы начали отставать и уступать место степи, широкой и бесконечной степи, окаймленной у горизонта синеющей каемкой далеких гор. Поезд мчится. Сотни и тысячи километров ускользают из под колес. Вот уже и Сибирь. Ну «матушка» Сибирь, раскрывай свои холодные объятья для непрошеных гостей, приюти и обогрей у своего холодного сердца, ведь — мы не сами то идем, нас нужда ведет, нужда горькая, как это поется в песне.

И она приняла нас, жестоко приласкала и многих приютила. Многие многие из нас там на веки почили, в ее сырой и холодной земле, далеко, далеко от своих любимых жен, детей и родных.

Да, сколько осталось жен вдовами и сколько деток осталось сиротами?

Чуть ли не пол Сибири проехали и наконец, наш длинный путь подходит к концу. На всем протяжении нашего пути, когда-то России а теперь СССР, поразила нас ужасная нищета и убожество, как городов так и сел. Всюду развал, не беря во внимание разрушений последней войны. Хижины крестьян, т. е. колхозников, убогие и грязные. Ободраны стены с жалкими пятнами, оставшихся от когда-то бывшей извести не белого а желтого цвета. Это является доказательством того, что в продолжении многих и многих лет, стены крестьянских жилищ не белились ни известью, ни белой глиной. Заборов совсем нет. Крыши редко где исправны, а большей частью поразвернуты ветрами и стоят вихрястыми, а это показывает, что и крыши, иной раз, ведут борьбу с разъяренным хулиганом ветром.