Сергей Марков - Михаил Ульянов

— Лена, в самом деле, не расстраивайся ты так! Что-нибудь придумаем, — успокоил Ульянов.

— Здесь, в Марселе, во Франции? — воссияла Елена.

— Или, например, в Турции.

— На Гранд-базаре, я так и знала. Где твой, папулечка, генерал Чарнота тёщиными языками и резиновыми чертями торговал… Аштэ пур вотр анфан!..

— Ладно тебе. Смотри лучше — Марсель, о котором ты мечтала…

Лена, учившаяся во французской спецшколе, марсельским видом с моря была разочарована. Марсель был похож на завод «Серп и молот» или ЗИЛ, если смотреть с Москвы-реки: погрузочные краны, ангары, ограды, бочки, вагоны, бетонные плиты, штабеля, кузова, контейнеры…

Марсель, один из крупнейших портов в мире, растянут вдоль берега километров на 25–30. Начался он с небольшого поселения, которое греки, основавшие здесь колонию, назвали Массалия. Его захватывали римляне, вестготы, остготы, бургунды, франки. В 1720 году эпидемия чумы унесла больше двух третей населения города. К «Марсельезе» Марсель имеет косвенное отношение: называлась она «Боевой песней Рейнской армии», а «Гимном марсельцев», или «Марсельезой», стала с тех пор, как марсельские волонтёры принесли её в революционный Париж. «Вперёд, сыны Отчизны милой! Мгновенье славы настаёт…» Её пели во время Великой французской революции, пели в 1830-м, в феврале 1848-го, на баррикадах Парижской коммуны. И во время Второй мировой войны, когда Марсель расстреливали, бомбили сперва немецкая авиация, затем англо-американская, «Марсельезу» пели. Она вечна — «Марсельеза» (как наша «Вставай, страна огромная!..»), потому что человечество существует, пока стремится к свободе…

Нас встретил гид-переводчик Эжен, лет сорока пяти солидный француз с седыми висками, в костюме, довольно, впрочем, потёртом, в дымчатых очках, вышедших из моды лет пять назад, с «дипломатом» в руке. Представляясь и галантно целуя дамам ручки, он едва удержался на ногах, чудом не потеряв равновесия. Из чего Алла Петровна сделала вывод, что он уже изрядно под газом. И ещё мы сразу поняли, что владеет он родным французским и немного итальянским языками, но ни русского, ни английского, с которого я мог бы как-то переводить, не знает.

— Хорош толмач, — отметила Алла Петровна.

Эжен первым делом предложил «промочить глотки», как он выразился на корсиканском, кажется, наречии, красноречиво проиллюстрировав предложение жестами: то ли за наше прибытие, то ли за здоровье своего племянника, воюющего в Африке. Ульянов отказался, гид-переводчик надулся и погнал «пежо» по виадукам со скоростью 140 километров в час. Через десять минут мы были в центре, возле Старого порта, где Эжен вновь предложил «промочить глотки» — за счёт принимающей стороны.

— Чисто символически, — присоединился и я, подталкиваемый Еленой. — Тем более за счёт принимающей.

Мы сели за столик в небольшом ресторанчике под названием «Старый порт». Рядом поскрипывали, шуршали парусами белоснежные яхты, покачивались на мутно-зелёных волнах катера, катамараны, некоторые готовились к выходу в море. Ласкал лицо марсельский ветерок.

Я заказал эль, но получил высокий стакан светлого холодного пенистого пива. Остальные члены нашей делегации предпочли минеральную воду и кофе. Сам Эжен «за счёт принимающей стороны» заказал себе двойной «бурбон».

— Нормально, — одобрительно кивнула Алла Петровна. — За нашу экскурсию по Марселю теперь можем быть спокойны.

— Отправить его? — спросил, раздражаясь, Ульянов.

— Нет уж, — воспротивилась Алла Петровна. — Уплачено — пусть отрабатывает.

Тем временем Эжен вдруг вспорхнул и умчался к какому-то знакомому в толпе на набережной.

— А ведь у нас тут очень мало времени, — сказал Ульянов, взглянув на часы.

— Михаил Александрович, Алла Петровна, вы когда во Франции впервые оказались? — спросил я, чтобы отвлечь.

— В 1963 году оказались, — ответил Ульянов, выливая в стакан, будто выдавливая своей сильной рукой, из бутылочки последние капли минеральной воды. — Поехали в Париж на Всемирный фестиваль Театра наций. А Франция тогда была на грани катастрофы: Алжир выдирался на свободу, де Голль с этим мириться не хотел, всё шумело, бурлило. Ночью нельзя было никуда выходить. Но мы, конечно, выходили. А в той же гостинице, рядом с площадью Республики, почти на месте разрушенной Бастилии, жил Уральский народный хор. Так вот их сразу после концерта загоняли в номера, запирали двери на ключ и никуда вообще не выпускали. Нам же в тот раз повезло с сопровождающим из КГБ. Хороший попался мужик: любил поддать, на девчонок поглазеть… Мы ходили запоем по Парижу всё свободное время, круглые сутки! Принимали нас отлично, очень хорошие рецензии были на моего Рогожина. Цветы, притом французские…