Владислав Сериков - Договор по совести

Авиаполк, к которому мы пристали, направился в сторону озера Эльтон, там и обосновался.

Восемь месяцев провели мы в расположении полка. Сестры работали в административно-хозяйственной части. Мне было тогда пятнадцать лет. Я чистил картошку, исполнял при кухне разную работу: носил дрова, стирал для летчиков. Относились ко мне хорошо. Жил я в землянке, вместе с поваром. Землянка не отапливалась: опасались привлечь внимание немцев. Поселок был начисто разбит.

Каждый день на аэродром приходили тяжелые вести — гибли в неравных боях наши летчики. Но боевой дух окреп, сжималась та самая стальная сталинградская пружина, которая так неотвратимо разжалась 19 ноября 1942 года!

Еще в Сталинграде я встречал много наших солдат: они забегали к нам в подвал немножко передохнуть, выкурить самокрутку. На их лицах не было растерянности. Немцы уже на Кавказе, в Сталинграде, а они спокойно и без паники вершили свой тяжелый ратный труд.

Героизм летчиков авиационного полка изумлял. Самолёты старых марок — «чайки», как называли их за внешнее сходство, уступали «мессершмиттам» и в скорости и в вооружении. На моих глазах за несколько месяцев погибло немало молодых парней. Немцы поджидали возвращения «чаек», израсходовавших боезапасы и горючее, или старались сбить самолет на взлете. Летчики теряли товарищей, становились от этого злее, собраннее.

Но вот появились на нашем аэродроме новые истребители — «Яки» и «Миги». И после первых же боев с нашими самолетами немецкие «асы» больше не рисковали залетать в глубь нашей территории…

Появились и «катюши». Они стреляли из-за Волги по определенным квадратам. После каждого залпа в том районе полыхало пламя.

…Я работал при аэродроме, пока не пришел приказ: всех гражданских лиц непризывного возраста отправить в тыл. Так я оказался на станции Переметной в Западном Казахстане. Заведовал сапожной мастерской, где был всего один работник — он шил сапоги.

Потом был «заведующим хозяйством»: один быки одна лошадь — вот и все хозяйство.

Быть «начальником» мне не понравилось, и я пошел грузчиком на станцию.

А в 1944 году меня призвали в армию. Семь с половиной лет отдал я службе. Ушел семнадцати, ним, а пришел взрослым, семейным человеком. Сыну моему, тоже Владиславу, шел тогда второй год.

Демобилизовался я в одной шинельке. А у меня была семья. Надо было думать о материальной стороне жизни. Предложили мне работать начальником жилуправления в Уральске — большая должность по тем временам, она сулила квартиру и многие другие блага. Помню, пошел я в управление и встретил там старика бухгалтера. Понравился он мне с первого взгляда, как-то сразу расположил к откровенности. «Мне надо с вами посоветоваться», — говорю. Рассказал ему о себе все. И в ответ услышал: «Молодой человек, жизнь начинать не с этого надо. Поищи другую работу».

Я ушел.

Старик тот как в воду глядел: через некоторое время председателя исполкома и начальника жилуправления посадили за спекуляцию квартирами. Оказывается, председатель специально подбирал себе в начальники жилуправления неопытного человека. Я не пошел, а другой, молодой парень, согласился и испортил себе жизнь.

Предлагали мне и должность заведующего магазином. Вскоре узнал: кому-то тоже нужен был молодой, неопытный человек, чтобы за его спиной обделывать свои делишки. Но я уже понял: все блага в жизни надо зарабатывать честным путем.

Не забыть мне тот далекий 1951 год. Бывший казачий городок Уральск. Послевоенное время. Жизнь беднейшая. Мне оно всегда вспоминается в облике демобилизованного солдата — в выцветшей гимнастерке, серой шинели, в потертых кирзовых сапогах.

Прошло несколько лет, а я все встречал на улицах города бывших сослуживцев в той же бессменной солдатской форме. И это никого не удивляло: бедно и жили и одевались тогда большинство народа.

Наконец устроился работать в комитет ДОСААФ. Должность моя называлась «старший инструктор по пропаганде и культмассовой работе».

До сих пор вспоминаю с улыбкой об этой своей работе: все дело сводилось к бумажкам.

— Сколько всадников записать?

— Пиши тыщу!

— Сколько парашютистов подготовили?

— Пиши двести!

Реальных результатов было мало. Зато бумаги с отчетами отправляли пачками, хотя понимали: вряд ли в центре их читают.

Вместе со мной оказался в этом комитете ДОСААФ инструктором мой бывший командир полка. Так мы и сидели друг против друга: я — рядовой, он — полковник.