Антон Борисов - Кандидат на выбраковку

Меня переложили на кровать. После реанимации, а особенно после перевязки, я чувствовал себя уставшим. Попросив сделать обезболивающий укол, я лежал, ощущая, как режущая, разрывающая руку боль постепенно уходила, становясь все меньше и меньше. Соседи по палате понимали, что после операции очень важны минуты, когда обезболивающий укол начинает делать свое дело и в теле постепенно спадает напряжение. В эти короткие периоды мозг, находящийся в непрерывной болевой блокаде, получает передышку и может позволить себе думать о чем-нибудь еще кроме боли. Об этом все знали и обычно пытались в эти минуты создавать как можно меньше шума. В палате стояла практически «мертвая» тишина, и я уже закрыл глаза, приготовившись, если удастся, хоть на короткое время заснуть. Уже почти растворившись в сладком забытье, я внезапно услышал чей-то шепот. Кто-то находился очень близко. Я открыл глаза.

Совсем рядом стояли две девушки. Лица их были незнакомы. Вот только эти глаза я уже где-то видел, но не мог вспомнить где.

— Привет! — сказала та, что находилась ближе. Вторая стояла позади. Обе были симпатичными, высокими, правда, одна чуть ниже. На вид лет по двадцать, но я понимал, что они как раз в том возрасте, когда им могло быть и по двадцать пять и по шестнадцать.

— Привет, — я мучительно пытался вспомнить, где я их видел. Точнее, где я видел их глаза? Казалось, это было совсем недавно.

— Ты нас не помнишь?

— Нет.

Я помнил только глаза, где-то я их видел. Вот только где? Соседи по палате насторожились. Исмаил смотрел на девушек, словно собирался броситься к ним с поцелуями. Он всегда смотрел такими глазами на представительниц противоположного пола. Несмотря на скромную комплекцию он думал о себе как о мужчине с неотразимой внешностью, при виде которого все девушки должны были впадать в ступор. Всегда было забавно наблюдать за ним в подобных ситуациях.

— Мы тебе вчера так и не успели до конца объяснить, что такое «горы».

Я вспомнил!

— Нет, про горы вы мне объяснили, — я улыбался, радуясь подаренной определенности. — Вы мне про реки ничего не успели объяснить.

— Меня зовут Лена, а ее Оля, — девушка, стоящая ближе ко мне, кивнула на подругу за своей спиной.

— Меня зовут Антон.

— Да, да, — заговорила Оля.

— Мы знаем, — прервала свою подругу Лена. — Ты что же, нас вчера обманывал?

— Я не обманывал. Я отвлекался от тяжелых мыслей.

— У тебя хорошо вышло. Мы сначала поверили. Потом решили узнать о тебе побольше.

— И что?

— Тебе в институте разве не объясняли, что такое «реки»? — Лена улыбалась.

— Нет. Я учусь на литературном факультете, а не на естественно-географическом, — я тоже улыбался, понимая, что девушки отнеслись вполне дружелюбно к моему «розыгрышу».

— Мы здесь на практике, еще две недели будем. Мы еще к тебе зайдем.

Потом они часто приходили в палату и даже приезжали ко мне, после того как их практика закончилась. Жили девушки где-то в Подмосковье. Они приносили мне книги, несколько раз вытаскивали меня гулять на улицу и возили на каталке по двору института. Оля и Лена оказались замечательными девчонками. Я до сих пор вспоминаю их с теплотой. Мы разговаривали о многом. Они пытались у меня выяснить, почему так легко попались на мой нечаянный розыгрыш. Для меня тоже не все было понятно, почему это произошло. Может быть, потому, что до этого они мало сталкивались с миром, в котором живут люди с физическими ограничениями? Они сами подвели меня к такому выводу, честно рассказав, что, когда встретились со мной в день операции, то сразу, не сговариваясь, решили, что я — дурачок. Ну, не дурачок, а ущербный что ли. Стоило им только бросить взгляды на мое крошечное, страшненькое тело и сразу все становилось ясно: человек с таким заболеванием, неподвижный, не имеющий возможностей для интенсивной учебы и всяческого культурно-духовного развития, не может быть интеллектуально содержательным. Лишенный способности передвигаться, маленький, кособокий, он и в умственном отношении навсегда останется таким же скрюченным. Даже если мозги у него с рождения и были нормальными, все равно неполноценность физическая станет тормозом во всем, в том числе для развития ума. Неполноценный — он неполноценный всюду: и в быту, и в учебе, и в общении. Так они думали до встречи со мной. И не только они. Так считали 90 процентов тогдашнего населения СССР.

Жесткая тоталитарная государственность Страны Советов, его воинствующая идеология способствовали именно такому отношению простых людей к гражданам с ограниченными возможностями. Последних как бы не было вообще. Их не было на улицах, в магазинах, в кинотеатрах, в библиотеках, на стадионах. Их не было нигде. Семьи, имеющие дома детей с инвалидностью, мало отличались в этом отношении от моей семьи. Психологические, материальные, бытовые трудности у всех были одинаковы. Семьи, имевшие близких, нуждавшихся в опеке, были предоставлены сами себе и несли это, как крест, который следует нести незаметно и не мешать другим, неограниченным в возможностях людям, идти с поднятой головой к светлому будущему.