Антон Борисов - Кандидат на выбраковку

В ту ночь я то приходил в себя, то погружался в состояние, когда сознание полностью отключалось. Мне казалось, что времени с момента моей операции прошло очень много. Когда я пришел в себя почти окончательно, то оказалось, что прошло всего лишь несколько часов.

Я открыл глаза и увидел стоящую рядом с моей постелью медсестру. Она что-то делала с моей ногой, при этом я ощутил, что бедро правой ноги как будто чем-то сжимается.

— Что вы делаете? — я говорил очень тихо, потому что вокруг меня была почти идеальная тишина, нарушаемая только жужжанием и пиканьем каких-то приборов. Впрочем, я был настолько слаб, что даже при всем желании не смог бы говорить громче. Вдобавок мое горло болело, как будто совсем недавно его подрали наждачной бумагой.

— Я тебе меряю давление.

— На ноге? — меня это удивило. Я много раз видел, как больным измеряли давление: при этом манжету тонометра всегда накладывали на руку. Мне давление практически никогда не измеряли. Как раз по причине моего заболевания. Попытки были, но как только в манжету начинали накачивать воздух, она начинала сжимать и буквально раздавливать мои кости. Я кричал от боли, и все заканчивалось тем, что манжету снимали, так ничего и не измерив. Но после операции врачи были обязаны следить за моим давлением.

— Да, на ноге. А где еще это возможно у тебя? — она при этом как будто бы улыбнулась. Во всяком случае, ее глаза это показывали.

Я ощутил, как сдавливаются мышцы ноги. Было больно и страшно, вдруг манжета все-таки расплющит мое бедро.

— Сколько сейчас времени?

— Два часа ночи.

— Мне вчера операцию делали?

— Да. Уже вчера.

— Значит, я выжил? Пережил операцию?

Она посмотрела на меня с усмешкой.

— Ну, если бы не те, кто тебя оперировали, то и не выжил бы. Тебе Сергей Тимофеевич рассказывал, что случилось?

— Он что-то шутил о том, что я умирал и еще что-то…

— Он совсем не шутил. Можешь считать, что ты во второй раз родился. Он из-за тебя здесь надолго задержался, ждал, пока ты придешь в себя, — она снова улыбнулась. — Ладно, спи. Тебе обезболивающее нужно колоть?

Я попытался понять, болит ли у меня рука. Рука болела, но боль была как будто где-то очень глубоко. Какая-то очень тупая боль.

— Угу. Уколите меня, и я посплю.

— Вообще-то, почти два часа назад я тебе уже делала укол. Так что еще не совсем время. Но так как ты после операции, то — уколю. Чтобы ты успокоился.

— Хорошо. Вам же лучше. Я засну и вас дергать не буду.

— Да ты и так не сильно дергаешь.

Через некоторое время она подошла со шприцем и впрыснула содержимое прямо в трубку с капельницей, которая была введена в мою вену.

Я опять провалился.

За эту ночь я еще несколько раз приходил в себя и вновь терял сознание. При этом слева от меня все время находился какой-то источник шума, люди что-то говорили, я слышал какие-то фразы.

— Как давление?

— Дефибриллятор!

— Давление в норме.

— Пока жива.

Приходя в себя и вновь проваливаясь во тьму, я думал о том, что, как только мне станет немного лучше, нужно непременно узнать причину этого шума. Я понимал, что кто-то слева от меня умирает и этого «кого-то» пытаются спасать, но открыть глаза и попытаться выяснить, что же там происходит — не было сил.

Очнулся я от того, что кто-то прикасался чем-то очень холодным к моей левой руке. Я повернулся. Та же самая медсестра, с которой я как будто совсем недавно разговаривал, пыталась укрепить во мне термометр. У нее это не особо хорошо получалось.

— Держи!

— Уже утро?

— А как ты это определил?

— Вы же только по утрам температуру меряете.

— Я тебе ее каждый час измеряю, — она улыбнулась, и теперь я мог разглядеть ее улыбку.

— Да, сейчас утро. Скоро врачи все на работу придут. Как ты себя чувствуешь? А то профессор уже несколько раз звонил, о тебе спрашивал.

— Я? Хорошо. Передайте ему, что я скорее жив, чем мертв, — в этот момент я вспомнил подвернувшуюся откуда-то цитату. Я правда чувствовал себя совсем неплохо. Если бы только не слабость.

— Шутишь? Значит чувствуешь себя хорошо. Так и передам.

Она отошла. Силы опять меня покидали. Слабость была такая, что малейшее действие, требующее не очень большого напряжения, даже простой разговор, вгоняли меня в забытье.

В очередной раз открыв глаза я увидел профессора Зацепина, стоящего прямо надо мной.

— Ну, как ты сейчас себя чувствуешь?

— Хорошо. Только слабость.

— А что ты хочешь? Мы тебе вчера столько крови влили. Но температура у тебя почти нормальная. Посмотрим, когда тебя можно будет перевести отсюда в палату. Понаблюдаем еще здесь.