Артем Драбкин - Я дрался в СС и Вермахте

— Назови какое-либо государственное расово-политическое мероприятие и объясни его значение.

— Что ты знаешь о значении и задачах немецкого крестьянства?

— На что ты должен в повседневной жизни обращать внимание, чтобы сохранить здоровье и работоспособность? — Сложный вопрос. Наверно, реже напиваться. (Смеется.)

— Изложи свое мнение по поводу крупных политических событий последнего времени. — Здесь проверялось, читаем ли мы газеты; требовалось держать в памяти, по крайней мере, актуальные заголовки.

— Отечество может потребовать от нас готовности, если надо, пожертвовать жизнью в борьбе за наш народ. Почему?

— Во время войны, помимо воинской повинности, каждый немецкий мужчина и каждая немецкая женщина обязаны отдать все силы для отечества. Почему?

Эти «почему»-вопросы являлись вопросами-ловушками. На них резались. Но не мы, ребята из педучилища. У нас язык был хорошо подвешен.

Кроме серебряного значка, я сдал нормативы на пловца-спасателя и планериста. Удостоверения сохранились до сих пор благодаря матери. В конце войны она закопала все семейные документы в огороде, и так они пережили смутное время.

Из-за бомбежек эпизод с учебой в Берлине завершился уже осенью 1943 года. Нам объявили, что продолжение занятий в городе невозможно, нас опять переводят в интернат в сельской местности. Так я попал в Рогазен, округ Оборник, Вартеланд, Западная Польша (ныне Рогозьно. — В.К.), в старое, еще с прусского времени, учебное заведение в составе сильно поредевшей группы товарищей. Из 28 человек, прибывших в Берлин из Либенталя, едва ли не треть отсеялась, решив, невзирая на бомбы, остаться дома: кому нравится в семнадцать лет жить в интернате? После войны мне приходилось встречать некоторых из бывших соучеников, в основном они тогда устроились на работу в банках, сберегательных кассах.

Преподавателями на новом месте работали выходцы с Рейна — из Кельна, Дюссельдорфа, на их родине многие учебные заведения прекратили существование в результате бомбежек. Благодаря легкости и жизнерадостности рейнцев порядки в Рогазене отличались от прусского устава Либенталя большей человечностью, со строгостью здесь не перебарщивали. Оттого что кто-то в одиннадцать не лежал в постели, еще не наступало светопредставления, в то время как в Силезии отсутствовать в постели через полчаса после отбоя являлось едва ли не государственным преступлением. Со всеми преподавателями мы были на «ты», кроме нашего физрука: тот требовал, чтобы к нему обращались «камерад Кротки». Мне повезло встретиться с ним вновь много позже. В 90 лет «камерад Кротки» все еще работал учителем физкультуры в ГДР.

В Рогазене я завершил четырехлетнее обучение в педучилище. Дипломную работу я писал по теме: «Африка как (сырьевой) придаток Европы». Сегодня такая тема не пойдет, но, положа руку на сердце, разве отношение европейцев к Африке не на словах, а на деле радикально изменилось? Училищный диплом давал мне право после войны — чем она закончится, в то время не знал никто — поступить в педагогический институт сроком на два семестра. Окончив их, я приобретал диплом учителя Народной школы, что и являлось конечной целью обучения.

Летом 1944 года я проработал три месяца (с июня по август) в учебном лагере Нордвальде в Бомблине, неподалеку от Оборника. В то время русских фольксдойче расселяли на территории Польши. Считалось, что им недостает многих культурных навыков уроженцев метрополии. Лагерь был создан со специальной целью ликвидации дефицитов, имевшихся у молодых фольксдойче. Он располагался в конфискованном поместье польских аристократов. Население постоянно менялось. На смену убывшим поступали новые партии. Моя задача состояла в обучении плаванию и навыкам спасения на воде. Параллельно я и сам обучался на инструктора, удостоверение мне, однако, могли выдать лишь по достижении совершеннолетия.

Из Нордвальде меня направили на работы по укреплению оборонительных сооружений Восточного вала. Отработав положенный срок, я заехал последний раз в училище, с тем чтобы забрать документы. Там на мое имя уже лежала повестка в Имперскую службу труда.

(Имперская служба труда (Reichsaibeitsdienst (RAD) — военизированная организация в Третьем рейхе, элемент национал-социалистической системы воспитания молодежи. Каждый юноша в возрасте 18–27 лет был обязан перед призывом в вермахт отработать шесть месяцев в рядах RAD. В 1939 году аналогичная организация была создана и для девушек. В ходе войны RAD первоначально выполняла задачи строительных войск вермахта. Постепенно эта деятельность сворачивалась, ее место занимала подготовка воинского пополнения. После покушения на Гитлера в июле 1944 года вся общевоинская подготовка молодого пополнения (Rekrutenausbildung) была окончательно передана в RAD, с тем чтобы высвободить солдат для фронта. Одновременно сокращался срок службы (до трех месяцев, в самом конце — даже до трех недель) и отменялись исключения и отсрочки, к примеру, для студентов. Призыв в RAD являлся, таким образом, не чем иным, как призывом на учебные сборы. Начиная с 1942 года отдельные подразделения RAD привлекались к участию в боевых действиях, в частности, к борьбе с партизанами на оккупированных территориях. Другие были задействованы в противовоздушной обороне. Три дивизии RAD участвовали в боях за Берлин. Хуже вооруженные и не имеющие боевого опыта, они понесли большие потери, особо себя не проявив. Форма военного образца; на левом рукаве, под нашивкой с номером части — повязка со свастикой. Не путать с организацией Тодта, где работали заключенные, военнопленные, цвангсарбайтеры, и с фольксштурмом, куда набирали шестнадцатилетних школьников и стариков от шестидесяти лет. — В.К.)