Борис Александровский - Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

В эту категорию входили все колеблющиеся и половинчатые элементы эмиграции. Они, восхищаясь величием и мощью Советского Союза и гордясь его успехами, представляли собою патриотов весьма условных и частичных. Это были патриоты типа «постольку поскольку…».

На вопрос, почему они медлят с принятием советского гражданства, они отвечали уклончиво:

— Торопиться с этим делом не следует. Надо сначала посмотреть, что из всего этого получится…

Под этим они подразумевали отъезд на родину бывших эмигрантов, бесповоротно порвавших с прошлым.

Но в жизни «советского Парижа» они все же принимали деятельное участие, совершенно искренне считая, что правда жизни — там, на Востоке, на родных просторах, а не здесь — в Париже.

Если вычесть и этот элемент из общей суммы слагаемых, составлявших русское зарубежье после того, как от него откололась многотысячная масса репатриантов, то останется некоторое количество людей, которые ничему не научились даже после грозных событий 1941–1945 годов и которые составили в зарубежье умирающую кучку неисправимых поборников потонувшего мира. Они твердили, что победу одержал в войне не Советский Союз, а русский народ, который в основной своей массе якобы враждебно настроен к политической и государственной системе, существующей в Советском Союзе, и что с окончанием войны эта существовавшая в их эмигрантском воображении враждебность будет расти и шириться.

Тем не менее в первый год после Победы все открытые противосоветские выступления людей этого толка прекратились. Жизнь «советского Парижа» катилась теперь совсем по другим рельсам. Но продолжалось это недолго.

В 1946 году подготовлявшаяся в тайниках государств капиталистического лагеря «холодная война» всплыла на поверхность международной политической жизни. Она увлекла с собою среди прочих элементов и всех тех русских зарубежников, у которых не хватило силы воли порвать с прежней идеологией. Случилось это внезапно, точно по команде или по взмаху палочки невидимого дирижера.

Из гроба встали давным-давно похороненные реальной жизнью мертвецы. Они заговорили сразу и все вместе. Они подали друг другу руки и выкинули покрывшийся плесенью флаг с начертанным на нем лозунгом: «Борьба с Советской властью до победного конца!» Из-за океана подали голос Деникин и Керенский.

Там же завозилась с объединением всех противосоветских элементов графиня Толстая. В Нью-Йорке и Буэнос-Айресе появились союзы и лиги антисоветских активистов. Из Лондона в Париж вернулся Орехов, кликнувший призывный клич к вымирающей кучке «рыцарей белой мечты». «Братья вольные каменщики» по указанию своих «досточтимых» прекратили пение дифирамбов Советскому Союзу и перестали кланяться при встрече с репатриантами. Духовенство и миряне, руководившие парижским богословским институтом, поспешили порвать связь с Московской патриархией. Руководители церковной жизни парижского кафедрального собора на улице Дарю предали анафеме «отступников», связавшихся с Москвой.

Вчерашние лжепатриоты в один миг отмежевались от своих бывших друзей, приятелей, знакомых, у которых в кармане был советский паспорт. На улице Ампер открылось какое-то «общество помощи беженцам интеллигентных профессий русского происхождения», взявшее на учет сотни «невозвращенцев» и выдававшее ежемесячно каждому из них по 4 тысячи франков безвозвратного пособия. Те из старых эмигрантов, которые решили навсегда остаться в антисоветском лагере, вдруг стали получать из-за океана продовольственные и вещевые посылки. Организации шовинистически настроенных украинцев-«самостийников» и грузин подняли головы. Вновь созданная в Париже на средства Ватикана реакционная газетка на русском языке приступила к систематической антисоветской пропаганде и травле репатриантов. Вслед за нею устремились на это поприще все колеблющиеся элементы бывшего «русского Парижа». Кругом слышалось более ничем не сдерживаемое злобное шипение, а сквозь него слух улавливал мягкое шуршание долларовых кредиток.

Иностранные разведки принялись за работу. Всеми средствами они старались помешать начавшейся после Победы репатриации старых и новых советских граждан.

Вскоре эти последние ясно увидели, что в префектурах Парижа и провинции им начали чинить всевозможные препятствия к выдаче необходимых для выезда из Франции документов.

Надо думать, что не без благословения одной из иностранных разведок подготовлялся диверсионный акт против советского теплохода с сотнями репатриантов во время стоянки его в порту Александрии по пути из Марселя в Одессу.