— Я не лесбиянка, — объясняла мне позже Марианна, — но мне нравится заниматься любовью с красивыми людьми. Мальчики это или девочки — особого значения не имеет.
В воздухе витали идеи революции. По всему миру росло недовольство молодежи, и вот оно, наконец, достигло точки кипения. Всем казалось очевидным, что за бунт молодых ответственны политики. Началось все в Париже, где молодежь (одевавшаяся как «Роллинг Стоунз» и носившая такие же прически) чуть не разнесла весь город. Затем, после убийства Мартина Лютера Кинга-младшего, по Штатам пронеслись опустошительные восстания разъяренной черной молодежи, их девизом было. «Поджигай, детка, поджигай». И даже самодовольных белых немного расшевелили песни Дилана и попытки молодых радикалов привлечь внимание к войне во Вьетнаме, к возрастающей мощи крупнейших корпорации и к коррупции в высших эшелонах власти. А по ту сторону «железного занавеса», в Праге, чешские подростки боролись за свободное общество, осмелившись бросить вызов могуществу Кремля.
Джаггер заинтересовался политикой еще в пору учебы в лондонском университете. Блестящие молодые люди и девушки горячо обсуждали то, что мир нужно менять, что старый порядок должен быть свергнут и ему на смену придет новое, более свободное общество.
Поначалу он относился к политике достаточно скептически. Ему казалось забавным, что студенты, получающие правительственные гранты, бунтуют и жаждут изменить то общество, которое дает им льготы и кормит их. Но он и сам готов был говорить ночь напролет о Марксе и Ленине. Хотя он и не разделял их взглядов, но в то же время осознавал фундаментальные недостатки капиталистического общества и соглашался с тем, что жизнь в Европе и Соединенных Штатах куда менее прекрасна и совершенна, чем говорят политики и пишут газеты.
Правда, на то, чтобы становиться активистом, у него не было времени. Гораздо больше ею влекла карьера рок-н-ролльной звезды. Получив первый миллион, а потом положив в банк следующий, он стал гораздо мягче относиться к капитализму. Однако судебные фарсы, через которые ему пришлось пройти вместе с Китом и Брайаном, вкупе с нарастающим возмущением среди своих поклонников, возродили в нем революционные взгляды.
«Есть заповедь «не убий», но тем не менее половина населения мира постоянно пытается уничтожить другую половину», — говорил он в интервью «Сандэй Миррор».
«Никто не заставит меня одеть форму и отправиться в Аден, чтобы убивать людей, которых я никогда не видел и против которых ничего не имею. Я знаю многих, кто говорит, что он против войны, и все же идет на нее. На войне убивают миллионы чудесных молодых парней — и через пять минут все забывают об этом. Войны затевают повернутые на власти политики и патриоты… Политики? Никчемнейшие люди на свете!.. Я бы вообще жил без всяких премьер-министров.
Единственной надеждой остается анархия. Но не тот ее распространенный вариант, когда вокруг шатаются люди с бомбами, спрятанными под плащами, нет. А свобода, при которой каждый отвечает сам за себя. Нет частной собственности. И все могут идти куда хотят и делать что хотят. Политическими делами, например законодательством, занимаются старейшины. Они могут наблюдать и за религией. А судебная система… суд — вещь устаревшая. Он не может обеспечить справедливость, когда речь идет об отдельных людях».
У него был прекрасный шанс поддержать революцию, когда десять тысяч разъяренных молодых людей рвались к огромному особняку американского посольства на Гросвенор-Сквер, демонстрируя свою ненависть к американскому империализму и вьетнамской войне. Поначалу Мика не узнали, и он встал в цепь, взяв за руки еще двоих, в то время как толпа пыталась прорваться к посольству сквозь полицейский кордон. В этот момент он был действительно счастлив и ощущал себя причастным к революции.
Но тут его узнали. К нему бросились фаны за автографами, а газетчики наперебой пытались взять интервью. Защелкали вспышки фотоаппаратов. И он поспешно ушел, с горечью понимая, что его богатство и известность отгораживают его от революции. Он привлекал внимание, но не был лидером. Он чувствовал себя практически бессильным: по сравнению с революционно настроенными лидерами студентов, вроде Тарика Али, он был банален и невыразителен И тогда он написал песню об этом — «Street Fighting Man», в которой оплакивал тот факт, что солнце восходит и наступает время революции, — но что может сделать он, обычный рок-н-ролльный певец?
Читать дальше