Тони Санчес - Я был драгдилером Rolling Stones

Этот период был, наверное, самым мрачным и тяжелым в жизни Брайана. Он снова начал тонуть в болоте наркотиков, накачиваясь ими до такой степени, что не способен был уже ничего ни говорить, ни понимать.

Иногда он приезжал в таком состоянии в студию и тогда просто валился на пол, словно подбитая птица. Дошло до того, что он потерял уверенность в том, что может хорошо играть на гитаре.

— Не знаю, что со мной происходит, — говорил он мне в один из редких моментов, когда был способен нормально разговаривать, — но, похоже, я уже даже не в состоянии играть музыку.

Жестокость Мика и Кита по отношению к нему, скорее всего, не была сознательной. Они были обеспокоены предстоящим судом. Альбом все никак не удавалось закончить, хотя они работали день и ночь. А Кит вдобавок обнаружил, что не может воспроизвести тот четкий и ясный гитарный звук, которым славился Брайан на лучших записях «Роллинг Стоунз».

— Брайан очень устал, — предупредил я как-то Кита.

— Мы все очень устали, Тони, но если он будет продолжать в том же духе, мы найдем нового гитариста, — ответил Кит. — Может, кстати, найдешь какую-нибудь девушку, чтобы присматривала за ним?

Я промолчал и отошел. Я чувствовал, что именно безжалостный эгоизм Кита убивает Брайана.

У Кита тем временем были свои заботы. Им с Миком и Робертом предстоял суд в Западном Суссексе. Первым должно было разбираться дело Мика. По мне так все было просто и очевидно. Любые мало-мальски разумные и справедливые присяжные оправдали бы его и не стали бы сажать за решетку из-за нелегального хранения четырех дурацких таблеток.

Когда его арестовывали, Мик сказал, что приобрел эти таблетки вполне легально в аэропорту во время поездки в Италию. Вернувшись в Англию, он позвонил доктору — узнать, можно ли их употреблять.

Доктор Диксон Фёрст засвидетельствовал, что действительно сказал Мику, что тот может в случае необходимости принять эти таблетки. Представлявший защиту Майкл Хэверс попытался доказать, что совет врача Мику может расцениваться в качестве рецепта, и это делало хранение Миком таблеток полностью законным. Судья, казалось, понял логику событий и спросил у доктора: «А если бы у него не было этих таблеток, вы бы прописали ему их?» Доктор ответил утвердительно.

И я лишь изумленно выдохнул, когда судья обратился к присяжным с совершенно странным выводом:

— Полагаю, что совет по телефону не может быть расценен как рецепт, выписанный профессиональным медиком, и из этого следует: то, на чем основывается защита, в данном случае не стоит принимать во внимание… Так что я обращаю ваше внимание на то, что у обвиняемого нет никаких оправданий относительно хранения наркотиков…

Присяжные совещались всего несколько минут, прежде чем вынести вердикт, которого добивался от них судья: «Виновен».

Джаггер был ошеломлен. Ему это показалось жутко несправедливым. Для всех в зале суда его невиновность была очевидна. И тут из-за какой-то формальности его признают виновным в преступлении, за которое, как ему было известно, полагается два года тюремного заключения.

Судья приказал взять их под стражу вплоть до слушания по делу Кита Ричардса, которое было назначено на завтра. Роберта признали виновным еще раньше, так что их вместе с Миком посадили в серую тюремную машину, и хмурый полицейский отвез их в тюрьму Льюис.

Марианна попросила Майкла Купера сходить навестить Мика в тюрьме. Майкл пронес с собой под курткой миниатюрный фотоаппарат, надеясь сфотографировать Мика за стальной решеткой, что могло бы стать прекрасной обложкой для будущего альбома. К своему удивлению, он обнаружил Мика в страшно подавленном состоянии.

— Это нечестно, — жаловался тот. — Уже было доказано, что я невиновен, и тут судья сказал присяжным, чтобы они не обращали внимания на факты и все равно признали меня виновным.

— Не теряй веры и не признавай себя побежденным, — посоветовал Майкл, — это как раз то, чего они добиваются.

Он заметил, что Мик выглядит так, словно готов расплакаться.

Майкл отснял кучу кадров, но, к несчастью, охрана на выходе отобрала у него фотоаппарат.

На следующее утро довольные полицейские привезли в суд Кита и Мика в наручниках, словно они были опасными преступниками и могли попытаться сбежать по пути. Неудивительно, что это публичное унижение разозлило многих, отозвалось рядом протестов в парламенте и вызвало бурю возмущения в газетах.

Суд над Китом длился дольше — в частности потому, что обвинение против него было еще более шатким и необоснованным, чем в случае Мика.