Он вручил мне карточку, где была напечатана эта формулировка, и сказал, что будет сидеть прямо передо мной. Он был так хорошо подготовлен и настолько уверен, что я именно так и поступлю, что мне вдруг вздумалось сказать:
— Вы знаете, я ведь могу одурачить вас и вашу идеальную юридическую фирму. Я могу решить распять Чаплина.
Он посмотрел на меня так, словно я дала ему пощечину.
Один эксперт и два следователя сели за длинный стол. Присутствовал стенографист. Эксперт начал: «Настоящим ставлю вас в известность, что я инспектор по вопросам иммиграции Службы Соединенных Штатов по иммиграции и натурализации, в коем качестве уполномочен по закону принимать свидетельские показания под присягой от любого лица, относительно права иностранца находиться, въезжать, жить и оставаться в Соединенных Штатах. Я желаю получить от вас заявление под присягой касательно права Чарли Чаплина въезжать, возвращаться или оставаться в Соединенных Штатах. Ставлю вас в известность, что любое заявление, которое вы сделаете, может быть использовано против м-ра Чаплина в любых судебных процессах».
Я дала присягу и ответила на обычные вводные вопросы, такие как сколько мне лет, где я живу и т. д. Потом внезапно, милый д-р Джекил превратился в мрачного м-ра Хайда:
— До брака с м-ром Чаплином у вас с ним были интимные отношения?
— Да, — сказала я, сбитая с толку неожиданным натиском.
Оставшуюся часть слушаний, которые длились бесконечные сорок пять минут, они не сдавались. Они были искушенными инквизиторами, и ставили вопросы так, что был очевиден их настрой сокрушить Чарли. Адвокат, когда дело принимало крутой оборот, напоминал мне о конфиденциальности информации между мужем и женой, но они не были намерены церемониться. Они хорошо подготовились к слушаниям; они знали обвинения в моем заявлении о разводе наизусть, и, безусловно, изучили всю дополнительную информацию из других источников. Они знали, что мне было пятнадцать лет, когда начались наши интимные отношения с Чарли. Они знали, что мы поженились после того, как я забеременела и отказалась делать аборт.
От спальни они переключались на вопросы политики:
— Перед вашим замужеством с м-ром Чаплином в 1924 году вы обсуждали с ним политические вопросы?
— Нет, не думаю, что я знала что-либо о политике. Я и теперь не разбираюсь в ней.
— Он говорил вам когда-либо, что сочувствует коммунистическому движению? Или мировому коммунистическому движению?
— Нет.
— Вам известно, что м-р Чаплин вкладывал деньги в коммунистические организации?
— Нет, я ничего не знаю об этом.
— Встречался ли Чарли Чаплин с известными членами Коммунистической партии?
— Я не знаю, с кем он встречался. На моей памяти никаких разговоров о коммунизме не было.
Потом они вернулись в спальню. Эксперт Альберт Дел Джерико сказал:
— Позвольте мне зачитать слова заявления от 27 января 1924 года: «Примерно за четыре месяца до упомянутого развода ответчик» — имеется в виду Чарли Чаплин — «назвал знакомую девушку и сказал истице» — то есть вам, — «что он слышал о вышеназванной девушке такое, что позволяет ему считать, что она может захотеть участвовать в действиях извращенного характера, и попросил истицу» — то есть вас — «пригласить ее как-нибудь в дом, чтобы вместе развлечься». Вы помните это?
Адвокат прочистил горло и назвал это конфиденциальной информацией. Но Дел Джерико не сдавался; он насел на вопрос о так называемых извращениях:
— В вашем заявлении о разводе, находящемся в главном суде первой инстанции в Лос-Анджелесе вы утверждаете среди всего прочего, что поведение м-ра Чаплина и проявления интереса в сексуальных отношениях между вами и им были ненормальными, неестественными, извращенными и непристойными. Вы утверждали это?
Не думаю, что я полностью изменила свое мнение, как вести себя в отношении Чарли в своих показаниях. Моя горечь с годами прошла, хотя я и не была готова простить ему боль, которую он причинил мне и другим. Но м-р Дел Джерико, который всего лишь делал свою работу, начал, тем не менее, лезть мне в душу. Это стремление наказать Чарли — или кого угодно — за действия, совершенные при жизни прошлого поколения, казались мне бессовестными.
— Я не знаю, — сказала я холодно. — Заявление составляли адвокаты. Они задавали мне вопросы, и я говорила им о том, что считала ненормальным в возрасте шестнадцати лет.
— Вы знакомы с положениями пункта 288а уголовного кодекса штата Калифорния?
Читать дальше