Сергей Львов - Питер Брейгель Старший

Он ценил эту картину и завещал ее жене. Ван Мандер, который рассказывает об этом, называет картину «Сорока на виселице» и дает простодушно-наивное истолкование ее сюжета: «Своей жене он отказал картину, изображающую сороку, сидящую на виселице, где под сорокой он разумел сплетниц, которых обрекали на виселицу».

Не успеваешь улыбнуться над этими строками, как биограф заставляет вздрогнуть следующими: «Он написал также картину „Торжество правды“, которая, по словам современников, была самым лучшим из созданных им произведений».

Это — последняя строка жизнеописания Брейгеля, принадлежащего ван Мандеру. За ней следует еще несколько строк, но они посвящены уже не Брейгелю Старшему, а его сыновьям.

Как знаменательно, что одной из последних и, по мнению современников, лучшей картиной Брейгеля было «Торжество правды», в как бесконечно жаль, что картина эта утрачена, что ни копий ее. ни описания не сохранилось! (Бастеляр предполагает, что речь идет не о «Торжестве правды», а о «Триумфе времени» — аллегории, которая перекликается с «Триумфом смерти» и о которой можно судить по гравюре, находящейся в кабинете эстампов Лувра, но эту догадку принимают немногие.)

Зато еще две и притом замечательные картины из числа последних работ Брейгеля сохранились. Это — «Страна лентяев» и «Буря».

Наверное, в деревне, где хлеб насущный давался только тяжелым и упорным трудом и все-таки был ненадежен, скуден или черств, сложена была сказка о стране тучного изобилия и беспечного благоденствия. Там текут молочные реки в кисельных берегах, лепешки падают с неба прямо в рот, жареные утки сидят на ветках, жареные поросята бегают по лужку — достаточно только протянуть руку.

Сказку эту не истолкуешь однозначно — в разное время у разных рассказчиков в ней выступали на первый план различные стороны — то мечта об изобилии, сложившаяся в умах людей, которым не всегда удавалось наесться досыта, то насмешка над лежебоками, которые надеются, что кусок сам прибежит в руки, с неба свалится в рот.

Брейгель мог слышать эту сказку еще в детстве, а вложил ее в картину в последние годы своего творчества.

Подробности картины следуют за подробностями сказки: частокол, сплетенный из колбас, гора из сладкой каши, окружающая страну изобилия, — чтобы попасть в нее, нужно проесть дорогу в этой горе… Есть на ней жареный поросенок — бегает по лугу с ножом в боку, словно предлагает нарезать себя на куски, есть, наконец, лепешки — они срослись так, что образуют подобие кактуса-опунции. Таких растений старая европейская сказка не знала, а Брейгель мог увидеть опунцию среди диковин, которые попадали в Антверпен из заморских владений Испании.

Занятные эти подробности замечаешь не сразу.

Картина построена так, что взгляд притягивают к себе три человека, лежащие на земле: солдат, крестьянин и писарь.

Солдат и крестьянин повернули головы друг к другу и, видно, переговариваются, писарь подложил руки под голову и, широко раскрыв глаза, смотрит в небо. К его поясу привязана чернильница, рядом с ним толстая книга с застежкой, под рукой исписанный лист бумаги… Писарь? А может быть, странствующий поэт из студентов, который, следуя зову старинного предания, шел-шел и наконец пришел в эту благословенную страну, где даже крыша, под которой он прячет лицо от солнца, — это огромная круглая столешница, укрепленная на деревянном стволе и уставленная едой. Впрочем, для странствующего студента у него слишком богатая, подбитая мегом шуба.

Он лежит с открытыми глазами, глядит в небо, думает.

Крестьянин не расстается с цепом, подложил его под себя и придерживает рукой. Зато воин небрежно сбросил с руки стальную перчатку, но на копье, чтобы оно не откатилось далеко, положил ногу. Все три фигуры написаны удивительно точно, у них сильные, могучие тела и спокойные позы. «Страной лентяев» называют обычно эту картину, но в изображении этой троицы не ощущается осуждения и насмешки. Для лентяев у них слишком мускулистые тела, и отдых их похож не на долгий праздничный покой, а на короткий привал в пути.

Куда идут, откуда пришли эти люди?

Может быть, здесь звучит не только вечная мечта голодных об изобилии, но и мечта о мирном времени, когда солдат сможет снять с руки стальную рукавицу, а крестьянин не будет видеть в нем врага.

Фигуры написаны художником со сдержанной симпатией. Это ощущение усиливается контрастом: в странной хижине с крышей, заставленной полными плошками, полулежит некто в рыцарской шляпе и кирасе, надетой на голое тело. У этого странного рыцаря тощие, слабые руки. Это сатирический персонаж картины. Он в стране благоденствия праздно ждет благ.