Рут Вернер - Соня рапортует

Вспоминаю, как он смеялся надо мной однажды, когда мы были в кино. Корабль терпит бедствие в море; радист пытается передать сигнал SOS, но передатчик выходит из строя. Тогда он, во власти смертельного страха, хватает аппарат и начинает бешено трясти его. Я шепнула Грише: «Я тоже так делаю, когда мой начинает дурить».

Это был последний раз, когда я видела Гришу. В связи с новыми поездками за границу приходилось рвать контакты даже с самыми лучшими друзьями.

Началась война, и все стало еще труднее.

Останься Гриша в живых, он попытался бы разыскать меня, и это ему удалось бы. Такие возможности были. Он знал мою девичью фамилию и настоящее имя. Он мог бы связаться с моим отцом или Юргеном, книги которых были известны товарищам. Ведь другие поступали именно так.

Особенно большую радость доставила мне встреча с Изой. Мы сразу же стали прежними старыми и добрыми подругами. Иза была хорошо знакома и с Фридой Рубинер. Покидая страну, я простилась с Изой навсегда. В пятидесятых годах она направила Юргену письмо в ГДР:

«Глубокоуважаемый профессор!

Некоторое время назад я приобрела Вашу книгу «К истории германского империализма». Из предисловия к ней (на русском языке) я узнала, что Вы работаете в Берлинском университете. Обращаюсь к вам с просьбой: сообщите мне, пожалуйста, адрес Вашей сестры. Много лет мы были очень дружны, но в трудные военные и послевоенные годы потеряли друг друга из виду. Я была бы счастлива наконец снова установить контакт со старой подругой».

Я смогла написать Изе только несколько недель спустя и ответа не получила. После этого я навестила Фриду Рубинер, которая, вернувшись в ГДР, жила в Кляйн-Махнове и списалась со мной; Фрида очень обрадовалась моему визиту. Об Изе она слышала, но ее адреса не знала.

Насчет семьи Лизы мне также не удалось ничего разузнать. В 1959 году, приехав в Москву, чтобы собрать материал для моей книги об Ольге Бенарио, я побывала в парке Сокольники. Старые рубленые дома еще стояли на месте, но я уже не могла припомнить, в котором из них они жили. Почти не оставалось надежды разыскать семью по прошествии столь долгого времени.

В 1938 году я также вновь встретила в СССР Кэт из школы радистов и познакомилась с ее мужем. Каждая беседа с этим опытным товарищем и признанным ученым давала многое. Кэт снова ожидала ребенка. Я была рада, что у нее все благополучно.

Примерно в то время мой начальник и друг Андрей был переведен на другую работу — какую именно, мне неизвестно. Я очень сожалела об этом. Его преемник товарищ Хаджи был по национальности осетин. Он принимал участие в гражданской войне в Испании и был женат на иностранке. У Хаджи были коренастая фигура, коротко остриженные волосы, темные глаза и круглое лицо, часто принимавшее лукавое выражение.

Гораздо лучше, чем это могла бы сделать я, его описывает весьма способный разведчик Иван Винаров в своей книге «Солдаты бесшумного фронта», вышедшей в издательстве «Милитэрферлаг», ГДР.

«…Умар Джиорович Мамсуров-Хаджи набирался опыта еще в революционной борьбе против бандитов-белогвардейцев на Кавказе. Умара «открыл» Михаил Иванович Калинин. Во время одной из его поездок по еще неспокойной стране в 1922 году на Калинина в какой-то кавказской деревне напала банда. Среди красноармейцев, давших отпор бандитам, был и Умар. Возвращаясь в Москву, Калинин взял с собой молодого раненого коммуниста, которому и всего-то было лет двадцать, и рекомендовал его Берзину [30] Генерал Я. К. Берзин, начальник Главного разведывательного управления Наркомата обороны СССР, руководитель и близкий друг Рихарда Зорге. . Так началась карьера этого замечательного советского разведчика».

В своей книге Винаров рассказывает забавный эпизод из тех времен, когда он вновь увиделся со своим другом в Испании. Там Хаджи успешно работал с партизанами, а позднее был советником Дурутти, анархиста, командира колонны республиканской армии Испании. На него «нацелился» писатель Хемингуэй, пожелавший познакомиться с кем-нибудь из партизанских вожаков, но Хаджи всячески уклонялся от этого знакомства.

Михаил Кольцов и Илья Эренбург, друзья Хемингуэя, тем не менее устроили их первую встречу. Хаджи ни в какую не желал говорить. «Он слишком много пьет, я не доверяю таким людям», — категорически заявлял он. «Когда он вообще пишет?» — спрашивал Хаджи у Кольцова, который заклинал его быть на сей раз дипломатом и рассказать Хемингуэю хоть что-нибудь из своей жизни. «Хемингуэй пишет хорошо, его испанские репортажи честнее и лучше всего, что появляется на эту тему в западных газетах. Нельзя же оскорблять такого человека», — доказывал Кольцов.