Рут Вернер - Соня рапортует

Хаджи, ценивший Кольцова, после долгих уговоров наконец согласился и терпеливо отвечал Хемингуэю на уйму вопросов насчет партизанской борьбы, подрыва мостов и пуска поездов под откос.

А я теперь знаю, почему Хемингуэю удалась посвященная Испании книга «По ком звонит колокол».

Я знала Хаджи не так хорошо, как Андрея, но тоже весьма ценила его. Эти глубоко порядочные и мужественные люди были дельными начальниками и хорошими товарищами в нелегкое время. Думаю, они были и моими «ангелами-хранителями».

Как часто я с самыми добрыми чувствами думала о них, ничего не зная об их судьбе. Позднее я услышала, что во время второй мировой войны Хаджи, будучи уже генералом, участвовал в Отечественной войне и скончался всего несколько лет назад. Андрей в годы войны также был генералом и умер в 1972-м. А мне так хотелось бы еще раз увидеться с ними!

В 1937 или 1938 году, когда я была в Москве, меня вызвал к себе тогдашний начальник военной разведки. Он расспрашивал о моем пребывании в Польше. Особенно его интересовали наши попытки получить вид на жительство: какие вопросы нам задавали, что мы на них отвечали, с чиновниками какого ранга приходилось нам иметь дело, каковы в Польше возможности для легализации, как лучше всего действовать подпольщикам, какие из их «легенд» способны внушить доверие? Пока я отвечала, начальник держал в руках мой паспорт со множеством отметок о продлении разрешения на пребывание в стране, а потом сказал: «…Соня, я знаю, чего вам стоило уже хотя бы одно это».

Я была рада случаю упомянуть в этой связи о заслугах Рольфа. Человек, с которым я беседовала, произвел на меня весьма глубокое впечатление, но больше я его не видела. Товарищи на руководящих постах тогда, к сожалению, менялись очень часто.

Мне предстояло посещать школу под Москвой, которая, помимо разведчиков, готовила и партизан. Перед началом занятий меня разыскал товарищ Хаджи и сообщил: «Один твой хороший друг в Москве, он хочет тебя видеть, если ты согласна».

Этим другом оказался Эрнст.

Его привел ко мне Хаджи. Эрнст, этот профессиональный революционер, сказал: «Как здорово, что ты такая же тоненькая, как прежде». Я же, не говоря ни слова, просто бросилась ему на шею.

Эрнст учился в той же школе, и на эти три месяца, подаренные нам судьбой, мы, не ссорясь и не задумываясь о будущем, вернулись к нашим прежним отношениям. Только один раз, после того как Эрнст рассказал мне обо всем случившемся с ним за это время, он спросил меня, не хочу ли я остаться с ним.

Его нервозность, жесткость и нетерпимость, хотя у него были и другие, ценные качества характера, не только не смягчились, а наоборот, пожалуй, стали еще заметнее. Я вновь ответила на его вопрос отрицательно, хотя во время нашего пребывания в Советском Союзе лично мне не приходилось страдать из-за этих свойств его натуры.

Эрнст и я проходили один и тот же курс обучения. Я сохранила за собой квартиру в Москве; в школе мне выделили раскладушку, так что, когда работа затягивалась, я могла там переночевать. Другие курсанты, включая Эрнста, жили в школе. Кроме меня и его, там было еще пять товарищей — бывших участников боев в Испании.

Одного из них я помню особенно живо. Это был крупный, сильный мужчина по имени Феликс. Поляк по национальности, он говорил по-немецки, был в Испании ранен и не мог двигать рукой, и болезнь прогрессировала. Этого умного человека отличало большое мужество. Второй «испанец» запомнился мне своим добродушием и некоторой ограниченностью.

Инструктором, готовившим из нас партизан, был капитан Красной Армии. Он тоже принимал участие в гражданской войне в Испании и был награжден орденом Красного Знамени. Вместе с женой и двумя детьми капитан жил при школе. Нас обучали всему, что должен знать партизан, оказавшийся среди врагов, особенно обращению со взрывчаткой. Мне химия давалась несколько легче, чем теория радиодела, быть может, потому что еще в Мукдене мне приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Я познакомилась со всеми смесями с так называемыми безопасными (при хранении) взрывчатыми веществами — нитрат аммония и хлорат калия, а также с различными добавками к ним, такими, как сахар, марганцовокислая соль, алюминиевый порошок и окись железа. Сейчас я уже забыла большую часть этой премудрости и, возможно, что-то путаю. Мы сушили влажный нитрат аммония над огнем в больших сковородах и, надо сказать, обращались с химическими веществами довольно беспечно. Так, например, мы изготовляли взрывчатую крайне чувствительную смесь из ацетона, серы и соляной кислоты (возможно, я в чем-то ошибаюсь, говоря о составе), которая выделяла едкие опасные пары. Всякий раз мы быстро выбегали из комнаты и ждали за дверью, когда эти пары улетучатся. Оставшиеся в виде слоя чувствительные ко всякому воздействию хлопья мы без особой осторожности заталкивали в капсюль-детонатор. Предварительно к пустым капсюлям приваривались электрические взрыватели. Во дворе мы клали взрывчатую массу рядом с куском рельса; я училась нарезать детонирующие шнуры на куски требуемой длины и поджигать их. Помимо электрических, мы делали взрыватели и для производства взрывов огневым способом. В таких случаях мы своевременно отбегали прочь от своих творений и бросались на землю.