Клод Дюфрен - Мария Каллас

В январе 1964 года Мария выступила на сцене театра «Ковент-Гарден» в произведении Пуччини. «Мария обожает создавать событие», — заявил Дзеффирелли. На этот раз это удалось ей, ибо неожиданно для всех она пела так, как в свои лучшие дни. Собрав волю в кулак, Мария забыла обо всех своих сомнениях и обидах. Она доказала, что ей нет равных в оперном мире.

Би-би-си сняла второй акт оперы. Много лет спустя мне довелось увидеть на экране, как Мария отдавала свое дыхание, душу и сердце Флоре Тоске. Можно ли без волнения смотреть на эти кадры, в то время как певицы давно нет с нами? И какое чувство сопричастности они вызывают! По-прежнему действуют чары великой певицы. И нет уже небольшого экрана, оперы, комнаты! Мы рядом с Тоской, переживаем вместе с ней драму, которую она нам рассказывает голосом, от которого мурашки идут по коже. Мы становимся свидетелями патетической трагедии, разворачивающейся на наших глазах. И вот мы уже готовы схватить за руку Скарпья, чтобы он пожалел эту самоотверженную женщину. Речитативы, а именно они с наибольшим трудом воспринимаются зрителями, у Каллас превращаются в рассказы, исполняемые на одном дыхании, в трамплины, откуда разгоняется действие. Однажды я слышал, как Мария объясняла, почему ей не нравится «Тоска». Для нее это была несерьезная роль… Возможно, но когда она хваталась за нож, чтобы убить тирана, она вкладывала в свой жест столько отчаяния, мужества и самоотверженности женщины, которая любит так сильно, что идет на преступление…

Вспоминая о лондонских представлениях, справедливо уточнить, что Каллас делила свой успех с Тито Гобби. Он исполнил свою партию с таким же блеском, как и она. Однако, как воспитанный человек, он заявил, что своим успехом спектакль обязан его партнерше.

В тот вечер и в последующие шесть представлений оперы «Тоска» в театре «Ковент-Гарден» восторг публики был беспределен. Зрители радовались возвращению «их» Каллас. Когда занавес опустился в последний раз, шквал аплодисментов не утихал целых двадцать минут. Марии пришлось стоять на сцене до тех пор, пока не утихло финальное «браво».

Лондонский триумф был только прелюдией к тем аплодисментам, которыми ее наградила публика в парижском театре «Опера», когда 22 мая Мария вышла на его сцену в «Норме». Я уже рассказывал об одном неординарном событии, произошедшем на четвертом представлении произведения Беллини. Мария совершила в тот вечер поступок, который не мог бы себе позволить ни один артист: она остановила оркестр и взяла «до» верхней октавы, не покорившееся ей с первой попытки. Я также упоминал о царившей в зале приподнятой атмосфере, созданной одним только присутствием оперной дивы на сцене дворца Гарнье. И все восемь представлений оперы прошли с огромным успехом. Поистине Мария устроила праздник для всех парижских любителей оперы. И так ли важно, что на каждом спектакле она показывала разный уровень исполнения? Как и в Лондоне, публика без конца вызывала ее на поклон после последнего акта. Как и в Лондоне, сотни фанатов ожидали ее у выхода из театра.

Мария, окрыленная восторженным приемом публики, обрела новые силы, чтобы на последнем представлении 24 июня выступить во всем блеске своего исполнительского таланта. Она успешно справилась со всеми ловушками, имеющимися в партитуре. Когда Дзеффирелли, ставивший этот поистине грандиозный спектакль, посоветовал певице обойти некоторые подводные камни, она с гордым видом ответила: «Никогда я не пойду на хитрость! Если моя карьера закончится провалом, тем хуже для меня!» Вместо провала в парижском театре «Опера» ее ждали успех и боготворившая ее публика. Некоторые критики, предполагавшие, что в зале будет более спокойная атмосфера, выражали недовольство столь бурной демонстрацией зрительской любви к певице. Вот и Антуан Голеа высказал свое мнение, которое мы не разделяем, но обязаны к нему прислушаться. «Бесспорно, она — великая трагедийная актриса, — писал он, — талант которой оказывает такое же воздействие на публику, как ее бесподобный голос со всеми свойственными ему неровностями и шероховатостями, со всеми некрасиво звучащими нотами. Колдовское воздействие Каллас на публику является одним из самых удивительных современных примеров коллективного гипноза. Я готов признаться, что и сам каждый раз попадаю под ее чары. Всегда ли? Нет. Если быть честным до конца, то я прихожу в себя тотчас, когда Каллас превосходит нормальную тесситуру меццо-сопрано и пытается убедить пришедшую аплодировать и готовую верить всему публику в том, что ее голос — это лирическое и даже драматическое сопрано».