Мария Грей - Мой отец генерал Деникин

Последний через несколько недель заявит об этом ведущему «дело Миллера» судье Марша в следующих словах (если только верить тому, что записал секретарь суда):

«В 17 часов 22 сентября ко мне явился генерал Скоблин в сопровождении полковника Трошина и полковника Григуля для того, чтобы поблагодарить меня за согласие присутствовать на банкете бывших офицеров корниловского полка.

Скоблин уже являлся ко мне в прошлую среду с просьбой позвать на этот банкет мою жену и дочь. Я сказал, что они еще в Мимизане. Он сразу же выразил желание отвезти меня в Мимизан на своей машине. Я должен был резко оборвать его. 18 сентября Скоблин опять заговорил со мной об этом праздновании в честь Корнилова, имеющем быть в Бельгии, и с такой же настойчивостью предложил довезти меня на своей машине. Я отказался».

Раздосадованный упорством и твердостью Деникина, никак «не хотевшего», чтобы его похитили, Скоблин утешал себя своей, как он считал, удачей с Миллером, не зная, что обычно столь доверчивый Миллер на этот раз проявил недоверчивость и оставил в конверте с надписью «открыть в случае…» листок, где указывалось место свидания и сообщалось о сомнениях относительно Скоблина.

Листок этот был обнаружен поздно вечером, полиция была предупреждена, но Скоблину удалось скрыться. Задержали только его жену, известную певицу Плевицкую.

Жена и дочь Деникина, проводившие сентябрь в Ландах, были крайне встревожены появившимися в газетах напечатанными крупный шрифтом заголовками статей: «Похищение генерала Миллера», «Генерал Деникин чуть не стал второй жертвой».

Они немедленно вернулись домой. Последовали визиты комиссара севрской полиции, журналистов, вызовы к следователю… Так как отец так и не научился достаточно хорошо говорить по-французски, то переводчицей часто приходилось быть Марине. Мистера Грея предупредили, что гувернантка вернется только к началу ноября.

В то время, когда искали и не могли найти Миллера и Скоблина и следствие достигло кульминации, Деникин получил официальное послание из Румынии.

Король Карол приглашал генерала на банкет. На нем должны были присутствовать те немногие офицеры, которых покойный король Фердинанд когда-то наградил орденом Михаила Бесстрашного. Транспортные расходы в вагоне первого класса оплачивало заранее посольство в Париже. В Бухаресте Деникина собирался принимать сам король. Поскольку дочь обожала путешествия, отец решил взять ее с собой в качестве секретаря. Деньги, предоставленные посольством, позволили купить обязательный для банкета пиджак, которым пришлось довольствоваться вместо парадного мундира, и два билета туда и обратно в третьем классе до границы Румынии и в первом классе по самой стране: положение обязывало. Что касается мистера Грея, он мог подождать…

Пребывание в Бухаресте оказалось очень приятным, несмотря на то, что к генералу и его секретарю и днем и ночью были приставлены телохранители. Разместили их в лучшей гостинице Бухареста, где проживали также и члены советской делегации. В газетах, вышедших 8 ноября, подчеркивалось совпадение: «В то самое время, когда посольство СССР давало пышный завтрак в честь двадцатой годовщины Октябрьской революции, король Карол в своем дворце принимал бывшего главнокомандующего Белой армией». В память об этом дне Деникин оставит у своего секретаря королевское меню, написанное на великолепном французском языке, с автографом Карола. Вина и ликеры в меню не фигурировали; но, по утверждению Деникина, «они были превосходны».

20 ноября временно исполняющая должность секретаря отправилась в путь, чтобы приступить к своим функциям гувернантки. Страхи отца оказались напрасными. Члены семьи Грей были людьми тактичными, чуткими и воспитанными. Отношения их со своей гувернанткой стали такими теплыми, что они обращались с Мариной, как с родной дочерью, и когда через несколько лет Марина должна была выбирать псевдоним для своей журналистской деятельности, она остановилась на имени своих «английских родителей».

В это время Деникина начало беспокоить совершенно иное.

Декабрь 1937 года.

«Читаю твои письма, дорогая моя, читаю описания внешней стороны твоей жизни и испытываю двойственное чувство: с одной стороны, удовлетворение, что живешь Ты в довольстве, пользуешься комфортом и развлечениями. С другой стороны, и некоторую тревогу: весь этот образ жизни, с его интересами, потребностями, известной роскошью, не соответствующий нашим возможностям, не выбьет ли он тебя из колеи, не создаст ли разочарованности при переходе к жизни скромной, трудовой… Хочу верить, что этого не случится. Обнимаю Тебя крепко».