*
Пока Рудольф поглощает седло козули в честь дня рождения своего заклятого врага и с союзнической улыбкой на устах беседует с германским послом, хотя он наверняка взвинчен после целого дня суматошной беготни, так что кусок не лезет в горло, — так вот, в это время или чуть-чуть позже в плане Рудольфа возникает брешь.
Мери, возвратившуюся в сопровождении камеристки с катка (или из Пратера?), встречает взволнованная мать и неожиданно напускается на нее: пусть лучше дочь признается добром, все равно ей и без того все известно! Иными словами, произошло то, что неминуемо должно было произойти рано или поздно: кто-то — в данном случае престарелая княгиня Таксис, живущая в особняке напротив, — открыла матери глаза насчет ночных разъездов Марии. Провинившаяся дочь упорно отмалчивается, но это не спасает положения, так как горничная выкладывает все без утайки, вплоть до заказанного у Родека золотого портсигара, а баронесса Вечера (по ее собственному утверждению) ошеломленно выслушивает. Она-то об этом и понятия не имела! Ей казалось, что со стороны Марии это всего лишь невинные девчоночьи воздыхания. В конце концов Мери заставляют открыть кованую шкатулку со своими заветными сокровищами: извлечен на свет божий золотой портсигар с надписью "Рудольф" (барышня утверждает, что он якобы достался ей от Лариш, но это, разумеется, неправда), затем фотография Рудольфа в детстве (!), датированная октябрем записка, где он назначает девушке встречу, и недавно составленное завещание Мери; во время последовавшего за сим скандалом бурного семейного совета никто из родственников не придал этому документу серьезного значения, да о нем и не вспоминали вплоть до понедельника, когда барышня пропала из дому. Пока что все страсти разгорелись вокруг пресловутого золотого портсигара:
— Ты хоть имеешь представление, до какой степени это компрометирует тебя?
Хелена Вечера выносит вердикт: домашний арест.
Однако провинившуюся барышню, должно быть, стерегли не слишком строго, поскольку ей в тот же день удалось ускользнуть из дому и пробраться в гостиницу к графине Лариш — по всей вероятности, затем, чтобы поставить ее в известность о событиях, совершенно опрокидывающих план. Однако столь же вероятно, что сцена в гостинице, которую мы собираемся пересказать, произошла лишь на следующий день, в воскресенье. Повторяем еще раз: за эти два дня случилось так много событий, столько всевозможных соображений и намерений оказало воздействие на память мемуаристов, что восстановить последовательность событий, точное время визитов и встреч, сменяющих друг друга с калейдоскопической быстротой, невозможно даже применительно к наследнику, хотя его-то поистине надежно стерегли, не спуская глаз, агенты барона Крауса. Но в эти дни, готовя похищение девушки, наследник с такой ловкостью и проворством сновал по городу, что ему удавалось сбить своих преследователей с толку, и очевидно, временами они теряли его след.
Итак, мы опять находимся в апартаментах графини Лариш.
Все только и говорят, что о наследнике и о юной Мери Вечера, — поведала мне фрау Мюллер, моя добрая старая приятельница. — А ведь для него это всего лишь одно из многих мимолетных увлечений. Более того, я-то считаю, что княгиня П., эта подлая интриганка, еще опаснее для Руди, чем юная баронесса. Мать барышни обо всем знает, но закрывает глаза. В конце концов, здесь ничего серьезного нет.
И тут раздался громкий стук в дверь.
— Войдите! — с досадой отозвалась я.
Отворилась дверь, и в комнату вошла женщина; лицо ее было закрыто густой вуалью.
— Мери! — в изумлении воскликнула я. Мери Вечера взирала на меня с ужасающим спокойствием. Она была бледна как смерть и дрожала всем телом.
— Скажи ради бога, что случилось?
Мери без сил рухнула на стул. Я помогла ей снять котиковое манто и тут только обнаружила, что на ней легкий капот и домашние туфли.
— Прошу тебя, прошу, не гони меня! — лихорадочно молила она. — Мари, я убежала из дому. Если ты не позволишь мне остаться у тебя, я тотчас же брошусь в Дунай. Домой я больше не вернусь! — голос ее почти срывался на крик. — Не хочу возвращаться домой!
— Успокойся, дорогая, — уговаривала ее я, — никто тебя не гонит. Расскажи, что случилось.
Мери отчаянно разрыдалась".
Яснее ясного, что графиня Лариш невольно оказалась замешанной во всю эту любовную историю. (Quod erat demonstrandum — что и требовалось доказать.) Тем самым нет смысла дальше цитировать описание сей драматической сцены: о том, что графиня не желает выдавать, она и не проболтается. Вот только поинтересуемся небольшой подробностью: кто эта фрау Мюллер, "моя добрая старая приятельница", которая фамильярно называет наследника "Руди"? Дотошным "майерлингологам" удалось установить, что она была повивальной бабкой, помогавшей появлению на свет великих князей и княгинь, то есть давней и конфиденциальной знакомой всех женщин из семейства Габсбургов. Но отнюдь не светской дамой, которая вправе являться с визитами к высокопоставленным особам! Тут и напрашивается вопрос: какое дело привело фрау Мюллер в гостиничные апартаменты графини? Может быть, ее присутствие здесь как-то связано с появлением Мери (не столь уж и неожиданным)?
Читать дальше