Однако мы намереваемся преподнести историю Рудольфа иначе, и не только потому, что такая композиция представляется богаче возможностями, но главным образом потому, что после изучения накопившейся за сто лет "рудольфианы" несколько подозрительно относимся к теме "рока". Поэтому нам легче будет сохранить свою непредвзятость, если мы вслед за сим кратким рассуждением, перескочив через всю жизнь Рудольфа, сразу же с его рождения перейдем к событиям 1889 года. А необходимые для их понимания факты будем сообщать по ходу дела, иной раз позволяя себе даже небольшие отступления.
Итак, подхватим нить повествования в том месте, где мы ее обронили, то есть на событиях после приема у князя Ройса.
*
Королева Елизавета, в ту пору вообще не выносящая Вену и императорский двор, прибыла в столицу отнюдь не ради торжественного раута у князя Ройса. В свои пятьдесят лет все еще славящаяся стройностью, красотой и поистине величественной осанкой (замечание наше не относится к делу, однако даже имени Елизаветы нельзя было упомянуть без эпитетов "прекрасная", "дивная", "красавица" и т. д.), супруга императора тогда жила в основном на острове Корфу (там же она поставит потом памятник Рудольфу), а в Вене бывала лишь проездом по нескольку дней или недель. Однако сейчас она наведалась в столицу не по пути в Швейцарию, а на рождественские праздники и свой день рождения, и до конца января ее задержало здесь семейное событие: обручение младшей дочери, принцессы Марии Валерии, с принцем Францем Сальватором. По случаю фамильных торжеств и знаменательных государственных событий Елизавета добросовестно появлялась при дворе и выполняла свои церемониальные обязанности — вот и все, что сохранилось от давно разладившихся отношений императорской четы. (За это соблюдение формальностей Франц Иосиф терпеливо сносил прихоти супруги, которая однажды прибыла из Греции с якорем, вытатуированным на левом плече.) Кстати сказать, Мария Валерия была любимицей Елизаветы, единственной из детей, в чьей жизни королева — насколько ее хватило — сыграла свою материнскую роль, появляясь в детской не только мимолетным прекрасным видением.
Парадный ужин в честь обручения состоялся в узком семейном кругу во вторник 29 января — через два дня после приема в германском посольстве — в шесть часов вечера, в крыле "Амалия" Хофбурга. Участники трапезы занимали свои места согласно порядку, установленному высшей инстанцией (понимай: лично императором); за стол были усажены двадцать одна персона, в том числе германский посол с супругой — в знак того, что союзнические отношения монархии и Германии, во всяком случае для императора, стали буквально семейными, а стало быть, нерасторжимыми узами. Конечно, возникает вопрос: кому был адресован этот демонстративный жест? Заносчивому и в то же время мнительному Вильгельму? Подозрительному Бисмарку? Или же Рудольфу, почти не скрывающему своих антигерманских настроений? Пусть наконец смирится с неизбежным ("…путеводная звезда нашей политики — Германия "), подчинится, по воле главы семьи, законам габсбургской династии и откажется от надежд на самостоятельную политику? Для ответа на этот вопрос нам нужно располагать хотя бы догадками, о чем шел разговор между Францем Иосифом и Рудольфом во время той пресловутой бурной аудиенции (если таковая действительно состоялась, что представляется вероятным). Увы, и это, как многое другое, нам неизвестно. Вряд ли они говорили о политике. Франц Иосиф не имел обыкновения обсуждать с сыном политические вопросы, поэтому можно предположить, что он ставил Рудольфа в известность о своем мнении при помощи намеков — вроде приглашения Ройса на семейный ужин. Или речь тогда шла о личных делах, то есть о Стефании и Марии? Иными словами: действительно о разводе? В таком случае скрытый смысл приглашения — в глазах Ройса безусловно носящего политический характер — сводился лишь к тому, чтобы продемонстрировать мирное, гармоническое единство габсбургского семейства и наследной четы. Впрочем, у Габсбургов всегда было трудно отделить семейные дела от политических.
Однако пока что помолвленные и весь узкий семейный круг, собравшись в бывших апартаментах царя Александра, понапрасну ждали наследника к ужину. Главный стольник бдительным оком оценил ситуацию и, дабы скрыть обстоятельство, которое, может, еще не каждому бросилось в глаза, приготовился было убрать прибор Рудольфа. Однако император остановил его жестом:
Читать дальше