Иштван Барт - Незадачливая судьба кронпринца Рудольфа

Оба мы потеряли голову и теперь принадлежим друг другу телом и душой.

Надеюсь, что в субботу мне не придется ехать на бал, и тогда я, конечно же, снова полечу к нему!"

Даты нет и на этом письме, но скорее всего оно написано 14 января. Дело в том, что 13 января особо помечено в карманном календаре Мери — утверждает баронесса Вечера, — где она отмечала каждую встречу с наследником.

На следующий день Мери отправилась к Родеку, самому дорогому венскому ювелиру, и приобрела у него золотой портсигар — опять портсигар! — на котором распорядилась выгравировать следующие слова: "13 января. Благодарение судьбе!"

К сожалению, и портсигара этого нет, мы знаем о нем лишь понаслышке. (Последним видел его граф Хой-ос: Рудольф из него угощал графа сигаретой в последний вечер.) И все же примем за факт — поскольку нашей истории не обойтись без этой драматической кульминации, — что 13 января произошло какое-то знаменательное событие: либо влюбленные стали "принадлежать друг другу телом и душой", либо в этот день они "обручились со смертью". А может, решились на побег — ведь отнюдь не доказано, что они отправились в Майер-линг с твердым намерением умереть.

Во всяком случае, 13 января стало поворотным пунктом. Какова бы ни была суть их отношений, в этот день они достигли крайней точки; с этого момента появляется предчувствие завершения, конца.

Рудольфу и Марии остается жить две недели. Возможно, они уже знают об этом.

За окнами идет снег, неизменные сыщики и столь же неотторжимые от нашей истории извозчики зябко топчутся на улице. Издалека доносятся веселые звуки бальной музыки — венского вальса, — оживленный гул, смех. В комнате плавает аромат духов. Прислуга растапливает камин, дабы отблески огня загадочно отсвечивали на черном дуле револьвера. Действующие лица нашей истории задергивают отливающие темным пурпуром бархатные драпри, зажигают свечи, поправляют бледновосковые гирлянды цветов, а затем, изобразив на лице выражение страдальчески проникновенного экстаза и устремив взор в блаженный потусторонний мир, берутся за руки — поза прямо для олеографии.

Каков же он, наследник?

Наследник молодцеватый, наследник пригожий, наследник молодой. Наследник бравый. (Был.)

Наследник — это само будущее, олицетворенная надежда и мечта. Его существование — залог сохранения государства.

В детские лета он чуть ли не воплощение младенца Иисуса; дитя сие есть такое же подобие небожителя, как отец его — подобие отца небесного на земле.

Следовательно, наследник — по крайней мере в Австро-Венгерской монархии — золотоволосый мальчик в военном мундире. Он первейший солдат своего отца, его первейший подданный, первейший…

Стало быть, наследник — в известном смысле предстатель народа у трона. Его долг — быть достойным объектом питаемых к нему любви и восхищения, ведь в его лице народ любит и государство, что в свою очередь является его, народа, первейшим долгом.

А поскольку наследнику полагается олицетворять и государство, он уже с первой минуты жизни не простой смертный, а существо избранное. Его привилегия (и обязанность) — неиссякаемое сияние, притягательная сила, не омрачаемая ни малейшей тенью, и острота ума, неизменно сопутствующая красоте (идеал которой подгоняют под него) и назначенью, каковое и есть его судьба.

Стало быть, наследник — символ.

Символична его жизнь, а следовательно, символична и его смерть.

Но как нужно жить, будучи символом, а главное — как умереть?

Вот в чем, собственно говоря, загвоздка нашей истории: неизвестно, что символизирует собою — что означает! — смерть Рудольфа. Смерть его должна бы сопровождаться небесными и земными знамениями: потопом, кровавым дождем, землетрясением. Но таких знамений не воспоследовало.

Если бы рухнули города, если бы коровы доились кровавым молоком и телились двухголовыми телятами, если бы женщина в Себене родила не детей, а кроликов [8] Из перечня знаменитых "чудес" XVIII в. , затем и вся империя провалилась бы с треском в тартарары, тогда бы все встало на свои места. Но ничего подобного не произошло.

Умер Рудольф, и ничего не случилось.

Этому могут быть только два объяснения: наследник не умер, а где-то скрывается (он и впрямь будет появляться из небытия на протяжении целых десятилетий в облике усталого странника, кутающегося в пропыленную шинель; постучавшись в дверь хуторского дома в Алфёльде, он попросит напиться) или же он был другим, не таким, как казался, и тогда само его право престолонаследия сомнительно. Во веки веков.